Американский министр обороны Роберт Гейтс правильно поступил, заявив, что "одной холодной войны нам достаточно", косвенно напомнив о том, что Москва эту войну проиграла. И появление Путина в Мюнхене ставит перед Западом следующий вопрос: почему сейчас, почему так энергично? Недостаточно одного перечисленного списка противоречий, разделяющих Кремль и Белый дом, начиная от использования энергетического оружия до судьбы Косово, от инволюции демократии в России до пресловутого вмешательства США в дела бывших советских республик. Должно быть что-то другое, и все ведет к тому, что это другое называется Иран.

На протяжении вот уже нескольких месяцев в Москве испытывают тревогу по поводу того, что Джордж Буш, не желая войти в историю лишь в связи с иракской катастрофой, примет решение о "вагнеровском" финале своего президентства и отдаст приказ о нанесении военных ударов по иранским ядерным объектам. Подобное развитие событий нанесло бы огромный ущерб российским экономическим интересам, начиная от почти уже построенной АЭС в Бушере и еще шести АЭС, которые хотела бы построить Москва. И не только. Кремль отнюдь не мягко относится к экстремизму Ахмадинежада и не желает, чтобы соседний Иран обладал атомной бомбой. Но Кремль также убежден, что военный удар, который лишит Тегеран ядерных амбиций, приведет к дестабилизации на всем Ближнем Востоке и спровоцирует гонку ядерных вооружений в регионе (неслучайно Путин предпринял неожиданный визит в страны Персидского залива).

Но и этого недостаточно. Америка готовится развернуть систему противоракетной обороны в Европе. Чтобы защититься от северокорейских ракет? Абсурд, говорит Путин, принимая во внимание то, что у этих ракет недостаточный радиус действия. Нет, вновь речь идет об Иране и исходящей от него потенциальной угрозе. Но если для ответа Ахмадинежаду разворачивается региональная система обороны, то Россия, чтобы сохранить эффективность своего сдерживающего фактора, должна создать ракеты, способные преодолеть американский щит, и таким образом, начнется новая гонка вооружений, еще более масштабная, чем во времена холодной войны. И это происходит в тот момент, когда Москва хочет воспользоваться содержимым своих сейфов, наполнившихся в эти годы доходами от экспорта нефти и газа, для модернизации своей индустрии и энергетических инфраструктур. И если в настоящий момент мы не являемся свидетелями рейгановской СОИ (стратегическая оборонная инициатива), которая нанесла страшный удар по советской экономике, то, с точки зрения Москвы, до подобной ситуации недалеко.

Лишь вникнув в логику Путина, можно понять, почему он (через месяц должен состояться его визит в Италию) выпустил очередь по Америке Буша: он обвиняет США в желании через Иран изменить существующее стратегическое равновесие. Очень важно понять Владимира Путина - и не только Америке, но и Европе, нуждающейся в российском газе. Но российский президент, несмотря на то, что его политические опасения относительно последствий удара по Ирану разделяются многими, забывает, что попытки Кремля остановить Ахмадинежада не увенчались успехом. Он забывает, что Россия заняла обструкционистскую позицию до голосования по санкциям ООН в отношении Ирана, которые являются попыткой давления, альтернативной применению силы. Он забывает, что если не удастся ослабить его позиции, то атомная бомба попадет в руки режима, который хочет "отменить" Израиль. Он не хочет осознать, что оборонительная система, развернутая в Европе, имеет стратегическое значение, и это значение еще больше возрастет, если Россия станет ее частью, вместо того чтобы ей противодействовать.

Претензии, высказанные в Мюнхене, отвечают устаревшим и лишенным инициативы национальным интересам. Возможно, еще и потому, что Россия, как и Соединенные Штаты, виртуально вступила в предвыборную кампанию. И в этом случае Роберт Гейтс тем более прав: успокойтесь, нам хватило и одной холодной войны.