Тысячи людей толпятся перед отделением паспортной службы Багдада. Однако их попытка убежать от проблем, как правило, обречена на неудачу. В новом Ираке действуют лишь документы переходного периода, которые признаются всего в двух странах мира.

Они излучают оптимизм, пластиковые обложки для паспортов и документов, которые некий старик продает перед отделением паспортной службы Багдада. Вместо старого государственного орла, при Саддаме Хусейне украшавшего любую официальную бумагу, эмблема на новых обложках изображает миролюбивого голубя, который свободно парит над земным шаром.

Однако впечатление обманчиво: такого паспортного стола, как в багдадском районе Карада, вероятно, нет во всем мире - паспорта он практически не выдает. Задача по их разработке и печати затерялась где-то между отсутствующим иракским суверенитетом и управленческим хаосом американской оккупации.

Тем не менее сегодня, как и каждое утро, здесь, чтобы раздобыть документ с удивительно красивым названием "загранпаспорт переходного периода временной коалиционной администрации в Ираке", собралось несколько сотен жаждущих уехать из страны. Получив подобный "переходный" документ, можно по крайней мере надеяться перебраться в соседние Иорданию или Сирию - единственные страны, которые признают эту бумагу.

Другой альтернативой могло бы стать продление старого иракского паспорта. Но уже во времена Саддама такое удавалось не многим. Издержки и залог на уровне зарплаты чиновника за несколько лет были для большинства слишком высоким барьером. Люди, чьи родственники служили в армии или других подобных ведомствах, были принципиально лишены возможности выехать из страны.

"Сегодня каждый может путешествовать, за исключением 55 представителей старого режима, объявленных американцами в розыск", - объясняет капитан полиции Абдель Хаким Абу Джасем, начальник паспортно-визовой службы, которого в этой сутолоке разыскать нелегко.

Но это возможность скорее теоретическая. Его ведомство имеет приказ оккупационной администрации США не выдавать в день более 200 временных документов на весь пятимиллионный Багдад. Капля в море для тех, кто ждет снаружи.

Преимущество имеют те, кого направил временный управляющий совет, и больные, которых невозможно вылечить в Ираке. Абу Джасем поясняет, что хорошие шансы у "сердечников или людей с опухолью мозга". Для всех остальных поход за паспортом - это нечто вроде лотереи.

Сегодня в число везунчиков попала Вафа Мишель Бутрус.

"Мы едем в Соединенные Штаты Америки", - говорит она, едва сдерживая эмоции. Через несколько дней она с мужем и четырьмя детьми отправится в Иорданию, где их, вроде бы, ждет американская виза. Большая часть ее семьи, исповедующей христианство, уже живет в Детройте. Последние 15 лет она не видела живущую там мать. "Это билет в один конец", - надеется Вафа, которая в стороне от остальных терпеливо ждет, когда ее сын возвратится с паспортом. Она послала его проследить, чтобы фамилии в документе были написаны по-английски, а не по-арабски.

Но признает ли этот паспорт посольство США в Аммане, вопрос спорный. Введенный оккупационными силами США временный документ Америка не признает. Но Вафа в ее тихом удовлетворении ничего об этом слышать не хочет.

Хадия с тремя сыновьями тоже получила разрешение на выезд. 45-летняя женщина хочет последовать за своим мужем, бывшим военным врачом, имевшим высокое офицерское звание, который как бывший член партии "Баас" не мог найти в Багдаде никакой работы. Вскоре после войны он бежал. Это был его единственный шанс - саддамовский высший офицер никогда не получил бы разрешения на выезд ни для себя, ни для своей семьи. Сейчас он работает в Катаре в больнице, и Хадия хочет лишь одного - переехать к нему вместе с детьми.

"Женщине с детьми жить в этой небезопасной ситуации слишком трудно и слишком страшно, - объясняет она. Она постоянно боится, что кто-нибудь из сыновей больше не вернется домой. - Тогда я покончу с собой". "Я люблю свою страну, я провела здесь самые счастливые дни моей жизни, вышла замуж, мы построили собственный дом", - вспоминает она.

Даже когда они уезжали вместе с отцом, который в начале 1970-х четыре года проработал юристом в иракском посольстве в Бонне, она радовалась возвращению в свою страну. "Однако теперь нет другого пути, кроме как уехать. Я хочу жить в безопасности, хочу, чтобы у моих сыновей было будущее". Здесь, в Ираке, она не имела никаких прав, у нее не было никого, к кому она могла бы пойти, чтобы их потребовать. Затем она еще раз перелистывает документ: четыре листка - для нее и по одному на каждого из сыновей. "Я знаю, что эти бумаги ничего не стоят. Власти в Катаре их никогда не признают".

Али, чистильщик обуви перед главным входом, смотрит на все невозмутимо. Он перебрался сюда несколько недель назад из Насирии, чтобы чистить ботинки отъезжающим. В среднем он ежедневно чистит 20 пар обуви, подошвы которых держатся на честном слове благодаря надежде в скором времени ступить на иностранную землю. Он сам не имеет желания уезжать.

"Это была и есть моя страна, - говорит он, отчищая края подошв старой зубной щеткой и затем искусно распределяя крем по ботику. - Люди просто пытаются убежать от проблем". Философствуя, он достает замшу для полировки и добавляет: "Большинству это не удастся".