Сотни мирных жителей были убиты во время грязной войны, которую Россия ведет в Чечне. Государство глухо к протестам по поводу зверств, и единственным прибежищем родственников жертв является Европейский суд по правам человека

В среди бела дня 5 февраля 2000 года, когда с улицы донесся скрип снега под сапогами, крики и звуки стрельбы с разных сторон, Малика Лабазанова скорчилась на полу своего дома ?20 по 3-му Цимлянскому переулку в Грозном. Молодой человек в камуфляже пустил автоматную очередь в ее сторону. Они были гражданами одной страны, России, но он представлял правительство, а она - нет.

Она заметила, что по возрасту он годится ей в сыновья, и подумала, что он, наверное, убьет ее. Он и его товарищи уже застрелили многих жителей этого района, Новые Алды, и разграбили их имущество. Многие из них были в возрасте Лабазановой, тогда 50-летней, или старше. Она отдала золотые сережки, которые мать подарила ей на 16-летие.

"Я обнимала его ноги и молила не убивать меня, - рассказала она мне в Грозном. - Он ответил: "Если я не убью тебя, они убьют меня". Он поднял автомат в воздух и выстрелил в потолок. Я снова обняла его ноги и благодарила его, а он сказал: "Закрой рот, ты труп".

Лабазанова спаслась, ее брата и невестку в соседнем доме убили, а дом подожгли. Третьего родственника, 70-летнего мужчину, убили возле ее дома. Лабазанову и ее мужа заставили похоронить тела в своем дворе.

Лабазанова вспоминает человека, который привел российский отряд в ее двор. Ему было под 30. "У него были прозрачные глаза, как стекло. Не живые. Он сказал: "У нас приказ убивать всех".

В докладе российской правозащитной организации "Мемориал", основанном на рассказах очевидцев, названы имена, возраст и адреса 56 жертв бойни в Новых Алдах. Убийства были совершены после того, как чеченское вооруженное сопротивление прекратилось и боевики ушли из этого района.

Расправа в Новых Алдах, оставшаяся безнаказанной, лишь одно из целого ряда зверств, совершаемых федеральными войсками в Чечне под разными предлогами, неизбежно вызывает чувство гнева и беспомощности в сердцах западноевропейских либералов. У Чечни, как у Гуантанамо, Палестины и Тибета, появилась аура места, где вооруженные представители государства пожимают плечами в ответ на бессильные вопли европейцев о правах человека.

Чечня - другое дело. Западная Европа уже не может покачать головой и отвернуться. Решение, принятое 10 лет назад, заключило Россию, а вместе с ней и Чечню, в крепкие судебные объятия континента. С 1996 года, когда Россия вступила в Совет Европы, любой ее гражданин, включая любого жителя Чечни, может через голову местного правительства подать иск против несправедливости со стороны государства в Европейский суд по правам человека в Страсбурге.

Название красивого и благополучного французского города, который чеченцы вряд ли видели, звучит на руинах Грозного с момента российских бомбардировок 2000 года. Многие чеченцы считают Страсбург своей единственной надеждой на справедливость.

13 погибшим в Новых Алдах было не меньше 60 лет. Семерым перевалило за 70. Один был годовалым ребенком. Шесть женщин, в том числе одна на последнем месяце беременности. Очевидцы говорят о систематическом мародерстве российских солдат. В доклад "Мемориала" включены факсимильные копии официальных документов, подтверждающих, что "массовое убийство мирных жителей" российскими военнослужащими имело место, и называющих совершившие его подразделения - отряды ОМОНа из Рязани и Петербурга. Существует видеофильм о последствиях бойни. Несмотря на эти весомые улики и многочисленные расследования, проведенные иностранными и российскими журналистами, а также правозащитными организациями, ни одно официальное расследование преступления не было доведено до конца, никому не были предъявлены обвинения.

"Если Страсбург закроет на это глаза, значит, верить будет некому", - сказала Лабазанова.

После пятилетнего ожидания Лабазанова в декабре узнала, что Европейский суд вынесет решение по ее и еще четырем искам о расправе в Новых Алдах и неспособности российских властей ее расследовать. Еще десятки чеченских исков находятся на разных стадиях судебной процедуры. В прошлом году суд вынес первые вердикты по делам, касающимся шести чеченцев, в пользу чеченцев и не в пользу российского правительства.

"Говорят, что в Страсбурге невозможны келейные соглашения между властями и судьями, как в России, - заявил Дока Ицлаев, правозащитник из Урус-Мартана, который помогает составлять жалобы в Страсбург. - Очень долго не было ни одной организации, куда человек мог бы обратиться, чтобы проблему рассмотрели непредвзято, а когда люди поняли, что такой механизм существует, у них возникло огромное желание им воспользоваться. Если поначалу было трудно уговорить людей подать иск, то сегодня я не справляюсь с количеством желающих".

У 65-летнего Юсупа Мусаева в день расправы в Новых Алдах на улице убили семерых родственников и двух соседей. Через три дня он видел, как российские солдаты, включая тех, кто участвовал в убийстве, приехали на большом грузовике и вынесли из его дома все ценные вещи. По его делу, как и по делу Лабазановой, суд в Страсбурге согласился вынести решение.

Я нашел Мусаева в его доме на Воронежской улице вместе с его старшим братом Ибрагимом, чей сын Сулейман был убит во время бойни. Много жилых домов в Грозном разрушено, и Мусаевым повезло, что у них есть традиционный чеченский дом с внутренним двором за высоким металлическим забором. В таком доме должны жить несколько больших семей, состоящих в родстве друг с другом, но он пуст, по нему бродят лишь два пенсионера.

За чаем мы говорили о курьезности ситуации, когда перегруженный суд в Эльзасе, не имеющий собственных следователей и редко вызывающий свидетелей для дачи показаний, по умолчанию стал последним слабым шансом призвать к ответу тех, кто совершил одно из самых страшных в Европе зверств по окончании конфликта в бывшей Югославии.

"Особых надежд у нас пока нет, - сказал Мусаев. - Посмотрим, что будет, когда Страсбург вынесет вердикт".

Ибрагим Мусаев хочет надеяться. "Мы верим, что этот суд что-нибудь сделает ради справедливости. Потому что здесь это безнадежно. В какой российский суд можно обратиться?" При этом он знает, что надеяться опасно. "На самом деле я не верю, - сказал он. - Я не верю, что Европейский суд может заставить Россию ходить на полусогнутых ногах".

Российская дилемма - это проверка, существует ли такая вещь, как "европейские ценности". Объявив российское правительство виновным, Страсбург предоставляет Западной Европе возможность успеха и возможность позора. Если европейские правительства своими постоянными придирками и юридическим давлением заставят Россию признать вердикт и реформировать свои спецслужбы, тюрьмы и коррумпированные местные правительства, это продемонстрирует, что существует европейский способ реформирования недемократических правительств, не позволяющий смотреть сквозь пальцы на санкционированные правительством пытки и убийства, а также относиться к виновной стране как к изгою. Но если Россия не ответит на решение Страсбурга возобновлением расследования, а европейские правительства не примут мер, идея "европейских ценностей" будет выглядеть так же глупо, как заявления Америки о своем моральном превосходстве после Гуантанамо и "Абу-Грейб".

Судьба шести чеченцев и ингушей, выигравших иски в Страсбурге, не внушает оптимизма. Европейский суд вынес жесткое решение не в пользу российского правительства в феврале 2005 года. Москва выплатила истцам требуемые компенсации, несколько десятков тысяч евро или долларов. Но нет признаков того, что выполняется более важное требование Страсбурга - найти виновных и гарантировать, чтобы подобные преступления не повторялись.

Магомед Хашиев был одним из выигравших процесс в Страсбурге. Он потерял двоих сыновей, сестру и брата, когда российские войска бесчинствовали в Старопромысловском районе Грозного в 2000 году, незадолго до бойни в Новых Алдах. По оценке Human Rights Watch, во время расправы в Старопромысловском районе было убито 50 мирных жителей.

Москва заплатила Хашиеву требуемые 14 тыс. евро, но это не серьезная победа. Я побывал у него дома в Ингушетии, он был ожесточен и встревожен. "Европейский суд немного помог морально. Но виновных не найдут. Я потерял все. Я потерял надежду на справедливость".

Для Хашиева убийство его родных было частью мрачной повести, которая подкосила этого человека. Вскоре после его рождения Сталин приказал депортировать в Среднюю Азию всех ингушей и чеченцев, мужчин, женщин и детей. Когда после смерти Сталина Хашиев и его семья смогли вернуться, оказалось, что их землю отдали другой этнической группе, и они не смогли получить ее обратно.

Хашиев переехал в Грозный. Он бежал оттуда во время бунта против России в 1994-1996 годах; когда он вернулся, оказалось, что его дом разрушен. Он снова бежал после второго вторжения российской армии в 1999 году, а вернувшись, нашел трупы своих родственников и соседей на улице. Он показывает мне фотографию найденного им сына Ризвана: он в домашних тапочках, рука чуть приподнята, а тело крепко вмерзло в лед.

И это был еще не конец. В течение нескольких лет, пока Хашиев ждал решения Страсбурга, его родственники обнаруживали, что никто не хочет брать их на работу. Его обращение в Европейский суд, вследствие отказа российских властей расследовать бойню, сделало семью политически подозрительной. Уцелевший сын Хашиева, Хамзат, нашел работу только на строительстве российских казарм на холме, возвышающемся над домом его отца. Однажды он поссорился с российским офицером, принадлежащим к той же этнической группе, которой отдали их землю в 1940-е годы. Его застрелили.

Ни один вердикт Европейского суда не исправит эти несправедливости, но могло бы иметь место эффективное расследование произошедшего. Но его нет.

"Есть один большой вопрос, - сказал Фил Лич, британский адвокат, работающий с российскими коллегами из "Мемориала", помогая россиянам подавать иски в Страсбург. - Теперь у нас есть первые чеченские решения. Как Совет Европы заставит выполнить эти решения? Как он отреагирует?"

Организация, которой Лич руководит в Лондоне, Европейский центр защиты прав человека, выросла из попыток британских и иностранных юристов помочь жертвам других малоизвестных, но кровопролитных войн в Европе, конфликта между Турцией и курдами. Те, кто верит, что Европейский суд может помочь России изменить подходы в соответствии с решениями Страсбурга, в 1990-х годах заставили Турцию в большей мере соблюдать права курдского меньшинства.

Но Россия, в отличие от Турции, не пытается вступить в Европейский союз. В отсутствие такого пряника Совет Европы, куда входят все европейские страны, кроме Белоруссии, вынужден полагаться на кнуты, которые готовы использовать его наиболее влиятельные члены - Германия, Британия и Франция.

"Сколько бы правительство ни тянуло с решением Европейского суда, я не знаю правительств, отказавшихся его выполнить", - заявил Терри Льюис, бывший видный лейборист, генеральный секретарь Совета Европы. Но он признал, что его чиновникам трудно заставить российское правительство продемонстрировать, как именно оно выполнило судебные решения.

Россия утверждает, что в январе возобновила расследование дела Хашиева. Местная прокуратура якобы ведет его под контролем Москвы. Однако Россия не представила деталей допросов бывших и нынешних российских военных, а ограничения деятельности СМИ в России не дают Guardian возможности взять интервью у чеченских прокуроров без московского надзирателя.

В Чечне есть слабые аналогии с правозащитным движением на американском Юге в 1960-е годы, но Европейскому суду по правам человека далеко до Верховного суда США в смысле полномочий и уважения со стороны людей. Предубеждения в северной России против кавказцев, многие из которых мусульмане, сильны. Чеченцу или ингушу теоретически легко, а практически трудно ездить по России; они постоянно подвергаются угрозам и нападениям. Один правозащитник в разговоре со мной назвал Чечню "гетто".

"Даже в советские времена в любой части СССР я был "черным", потому что я с Кавказа. В Америке или Англии я "белый", а здесь "черный", - сказал Дока Ицлаев. - Если мы граждане России, почему к нам так относятся? Зачем вам эта территория, если вам не нравятся здешние люди?"

Небольшое количество либерально настроенных россиян согласны со своими чеченскими коллегами в том, что чеченские иски в Страсбурге касаются не только родственников жертв, но и превращения России в более справедливую страну. Катя Сокирянская, 30-летняя жительница Петербурга, никак не была связана с Кавказом, пока не приехала в столицу Ингушетии Назрань работать в "Мемориале". Сокирянская увидела картину, совсем не похожую на ту, которую изображают российские, да и западные, СМИ, посвящающие часы вещания и акры печатного текста зверствам, которые совершают маленькие группы террористов в таких местах, как Беслан. Неспособность восстановить Грозный, пытки, исчезновения простых чеченцев, безнаказанность расправ и мародерства - это то, о чем обычно не говорят.

"По телевидению нам подробно рассказывают о терактах, но мы не видим другую сторону, - сказала Сокирянская. - В России забыли о депортациях, о том, что произошло в 1990-е годы. Россияне даже не знают, что Грозный разрушен. Мне кажется, наше население изолировалось от самого себя. Как будто Чечня - это и часть России, и не ее часть".

Иногда Сокирянская преподает в колледже в Грозном. "Мои студенты чувствуют себя изолированными от всего общества, - сказала она. - Они говорят мне, что я первая русская без камуфляжа и оружия, которую они увидели".

Вероятность того, что Страсбург, да и вся европейская семья сравнительно свободных демократических стран падут жертвами российского государства, велика. Хусейн Медов, чей 24-летний брат Адам исчез 15 июня 2004 года, говорит, что, имея личный опыт общения с российскими властями, он приходит в замешательство, когда видит, насколько иностранцы доверяют России.

"Меня удивляет, насколько другие страны ее поддерживают. Здесь нет никаких законов. Я живу здесь и каждый вечер удивляюсь, что я добрался до дома. Я не понимаю, почему иностранные бизнесмены приезжают сюда и вкладывают деньги. На что они рассчитывают?"

В местной прокуратуре жене Адама Медова Залине сказали, что, если Хусейн начнет нормальное расследование, он тоже исчезнет. После угроз Залина уехала в Россию; дело Медова ждет своей очереди в Страсбурге. "Европейский суд - наша последняя надежда, - говорит Хусейн Медов. - То, что творится сейчас, хуже 1937 года. Люди не возвращаются домой. Как они исчезли? Куда делись? При Сталине такого не было. Тогда люди хотя бы знали, что их забрали, чтобы расстрелять. Сейчас мы абсолютно ничего не знаем".

В последний раз я был в Грозном в августе 1996 года, когда сепаратисты только что отбили город у российского гарнизона. Тогда город был полуразрушен российскими бомбардировками и артобстрелами, в результате которых погибли десятки тысяч мирных жителей, многие из которых были пожилыми русскими. Я не видел результатов второго прихода российской армии в 1999-2000 годах.

У России было шесть лет на то, чтобы начать восстановление города. Поражает, как мало сделало федеральное правительство, заработавшее миллиарды непредусмотренных долларов на высоких ценах на нефть, газ и сырье за счет китайского экономического бума. Сегодня Грозный можно не в его пользу сравнить с Багдадом или даже с индонезийским Банда-Ачехом после цунами 2004 года.

На подъездах к городу миля за милей тянутся разрушенные здания советских времен. Некоторые из них - это просто бетонные остовы. Другие полуразрушены, и бетонные плиты свисают с останков стальной арматуры. Исчезли целые кварталы.

Ни один крупный город мира, за исключением Кабула, не переживал ничего подобного со времен Второй мировой войны. Нет водопровода, электричество есть не везде и не всегда. Белье, сохнущее в окнах среди руин, показывает, где людям удалось найти приют.

Частично восстановлены несколько центральных улиц и несколько административных зданий; этого достаточно, чтобы съемочная группа телевидения могла показать, что Грозный встал на ноги. С фасадов многих вроде бы восстановленных домов еще не сняты леса. За фасадами вы видите солнце, светящее оттуда, где была крыша.

Возвращаясь из Чечни через Москву, я сидел в вагоне метро, куда вошел человек в камуфляже и голубом берете десантника. Культи его ног были обернуты полиэтиленом, защищающим от талого снега, он просил милостыню. Это напомнило о тотальном безразличии российского государства к своим гражданам. Чечня лишь самый тугой узел несправедливостей, который Страсбург просят развязать.

Через месяц после первой просьбы об интервью мне удалось дозвониться до Павла Лаптева, представителя России в Европейском суде. Лаптев переадресовал меня к официальной программе действий, написанной в ответ на первые решения Европейского суда. Документ на шести страницах ничего не говорит о результатах расследований и о том, сколько военнослужащих осуждены за преступления, совершенные в ходе чеченского конфликта. В нем не предлагается изменений законодательства и военного устава. Ближе всего к судебным решениям предложение - не приказ - военным прокурорам подписаться на бюллетень Европейского суда.

В московском офисе "Мемориала" Александр Черкасов сказал, что неправильно было бы думать, что работа Страсбурга не оказывает никакого влияния на Россию. "У России нет системы приспособления решений Европейского суда к российской практике. Вообще никакой системы. Это не так, как в Турции, где курдские решения привели к серьезным изменениям в законодательстве из-за того, что турецкое руководство имело политическую волю и желание вступить в Европейский союз. Конечно, решения Страсбурга получают здесь резонанс, но пока Страсбург - это лишь свидетельство, что такая вещь, как "Европа", действительно существует".

Я спросил об этом Лаптева. "Поверьте мне, в России есть программа выполнения решений Европейского суда, - заявил он. - Очень много людей дают комментарии, не зная, о чем они говорят".

Готова ли Россия подчиниться Европейскому суду в реформировании своей судебной системы? "Иногда кажется, что Европейский суд не интересуется мнением России, но мы признаем его решения и подчинимся им, - сказал Лаптев. - Как и в Британии, не все в восторге от европейских структур".

Пока Европейский суд, где не хватает сотрудников и денег, где ждут своей очереди 80 тысяч дел, принимает свои решения, Чечня не стоит на месте. Москва передала повседневный контроль в республике бывшему боевику Рамзану Кадырову, чья милиция, похоже, не подчиняется никаким законам. Они так уверены в себе, говорят чеченцы, что доже не закрывают лица масками. Их методы, которые отрицает Кадыров и подтверждают очевидцы - похищения людей, пытки, захват заложников, - держат Чечню в страхе и еще больше затрудняют подачу исков в Страсбург.

На Северном Кавказе Катя Сокирянская по-прежнему верит, что из этого что-то получится.

"Я верю в Европейский суд. Я среди тех, кто в него верит. Я не знаю, приведет ли он русскую культуру к европейским стандартам, в любом случае, это будет не скоро. Но в долгосрочной перспективе - да, ведь у пострадавших нет других механизмов. Я думаю, это единственный способ".