"В Германии проживают более 2,7 млн людей из бывшего СССР. Они являются крупнейшей группой переселенцев в стране", - пишет немецкое издание Die Tageszeitung. Журналистка издания Юлия Вазенмюллер побеседовала о постсоветских мигрантах с исследователем Яннисом Панайотидисом.

"Постсоветских мигрантов сознательно держали вне миграционного дискурса с разных сторон. Основой их принятия был символический политико-исторический акт компенсации: в отношении поздних переселенцев действовал федеральный закон о вынужденных переселенцах и беженцах послевоенного времени. Они были немецкими жертвами бегства и изгнания, которых спасали от коммунизма. Контингентных беженцев принимали в качестве евреев, которым предлагалась защита от антисемитизма в распадающемся Советском Союзе. Условия для обеих групп были лучше, чем для других мигрантов: интеграционные пособия, гарантированное разрешение на пребывание, в случае с репатриантами даже немецкое гражданство", - пояснил исследователь.

"На обе группы проецировалось очень многое. Принятие контингентных беженцев можно назвать одним из учредительных актов новой "хорошей Германии" после ее воссоединения. Она стала страной, в которую снова добровольно приезжали евреи. То, что потом на самом деле происходило с этими евреями в Германии, это другой вопрос", - отметил Панайотидис.

"Изучение мною группы преимущественно белых мигрантов показало, насколько иерархизированным в плане расизма и культурализма является немецкое общество мигрантов. После 1990-х годов миграционное движение с Востока считалось в общественном восприятии завершенным. Постсоветские мигранты получили возможность стать "невидимыми". Их часто приводят в качестве примера "образцовых мигрантов". В то же время обещание когда-нибудь стать частью основного немецкого общества не было исполнено. Они остались "русскими". Антироссийская и антиславянская или антивосточная враждебность имеет в Германии давнюю историю", - указал собеседник издания.

"Образ постсоветских мигрантов меняется, но не линейно. Всегда существуют два варианта, к которым обращаются в зависимости от контекста: есть стереотипный образ хороших, работящих, многодетных, глубоко верующих российских немцев. Параллельно в случае с контингентными беженцами существует образ высокообразованной интеллигенции, приехавшей в Германию из крупных городов России и Украины, чтобы здесь спасти духовную жизнь евреев от гибели. Эти положительные проекции могут быстро меняться и превращаться в образы пьянствующих, дерущихся, занимающихся преступными деяниями русских, которые якобы хитростью добились принятия их Германией, имитировав ложную идентичность. Недавно мы снова услышали фразу: "Единственное немецкое у российских немцев - это их немецкие овчарки". Это написал журналист и писатель Хаснаин Казим в Twitter. Это утверждение пользовалось популярностью еще в 1990-е годы - не только среди правых. Как часто бывает, негативные образы привлекают больше внимания", - отметил Панайотидис.

"Важным выводом моих исследований стало то, что представление о том, что вся группа сдвигается вправо, ложно. В последние годы более 40% постсоветских мигрантов довольно стабильно выбирали партии левоцентристской направленности. На это почти не обращают внимания, потому что, конечно, более увлекательно то, что более 50% выбирают правоцентристские партии. В этой группе избирателей действительно произошел сдвиг вправо. ХДС потеряла популярность, а АдГ ее приобрела", - сказал эксперт.

"Поздние переселенцы с самого начала имели право голоса как немецкие граждане, но большинство партий долгое время не воспринимали их как потенциальных избирателей. Предполагалось, что они в любом случае выберут ХДС. АдГ быстро заметила этот политический вакуум и ловко использовала его, например, с помощью русскоязычных видео предвыборной кампании или перевода партийной программы. Ирония судьбы в том, что избирательный блок мигрантов открыла для себя партия, которая, собственно говоря, посвятила себя идее национальной однородности", - указал Панайотидис.

По словам эксперта, пока постсоветские мигранты слабо представлены в немецкой политике. "С одной стороны, они уже живут в Германии 25-30 лет, с другой стороны, - только 25-30 лет. Большинству не хватает социального капитала и времени для политической активности. Интерес представляет второе поколение, которое сейчас все больше участвует в общественной жизни", - отметил исследователь.