"Я не могу поговорить со Сталиным". Михаил Булгаков на смертном одре, задыхающийся и полуслепой, сожалел лишь об этом. Активный, непрямой диалог, растянувшийся на десятилетие, должен был закончиться без решающего ответа, который ожидал получить Булгаков. В "Дневнике" автора "Мастера и Маргариты", совсем недавно опубликованного в Москве, впервые говорится об агонии души, а не тела. В книге собраны письма и дневниковые записи Булгакова и его жены Елены Сергеевны. Это ? самая полная до последнего времени изданная публикация неисчерпаемого архива писателя. Но самым волнующим стал "особый дневник", который по просьбе Булгакова вела его жена: он просил ее вести записи после того, как понял, что умирает.

Последний удар в дуэли с властью стал фатальным. Из всех написанных им произведений не было запрещено лишь одно. Ни одна из его рукописей не прошла цензуры. И Булгаков пошел ва-банк: он написал пьесу "Батум", где главным действующим лицом был молодой Сталин. Это произведение стало подарком к 60-летию диктатора. И 15 августа 1939 года пришла ошеломляющая новость: герой "Батума" запретил пьесу о себе самом. Вероятно, потому, что произведение было недостаточно льстивым, а возможно и потому, что Булгаков нарушил правила игры в кошки-мышки, в которую играл с Булгаковым хозяин Кремля.

Это стало началом конца. Возвращаясь домой на автомобиле, Булгаков спросил жену: "Куда мы бежим? К смерти?" Он почувствовал себя мертвым и начал умирать. Он потерял зрение, у него началась мигрень, ко всему прочему, у него стали болеть почки. Его вновь охватил страх, депрессия. Состояние писателя прекрасно понимали те, кто его окружал. Трое его друзей, актеры Художественного театра, в письме секретарю Сталина писали о том, что диктатору следует вмешаться: "Единственная надежда на спасение ? это сильнейшее положительное переживание, которое бы вернуло Булгакову желание жить". Надежда на такое же чудо, какое произошло в 1930 году, не оправдалась. Тогда, в 30-ом, на отчаянное письмо Булгакова Сталин ответил телефонным звонком, следствием которого стало восстановление драматурга в Художественном театре и возвращение на сцену некоторых его пьес.

Но на этот раз Сталин лишь заявил на публике, что "Батум" ? хорошая пьеса, сделав, таким образом, еще более абсурдным запрет, наложенный им самим же. Однако этой "благосклонной" оценки оказалось уже недостаточно, чтобы вырвать писателя из той пропасти, в которой он уже оказался.

Он лихорадочно пытается завершить последнюю редакцию "Мастера и Маргариты", но страдания берут верх: "Я бы отказался от всего, от романа, зрения, лишь бы не болела голова". Постепенно под воздействием морфина он впадает в бредовое состояние, в котором продолжает испытывать мучения, связанные с реальностью: театром, гражданской войной, романом. И Сталиным. За два дня до смерти он рассказал Елене Сергеевне сон (или видение): "Камни, красивые серые камни, он среди этих камней. Я хотел, чтобы ты с ним поговорила, я хотел поговорить о? Мне не удается поговорить со Сталиным". Этот сон напоминает сцену отпущения грехов Понтию Пилату в финале "Мастера и Маргариты".

В романе, ставшем реальностью, и в жизни, превратившейся в роман, Булгаков продолжает непрекращающийся диалог, теперь уже на пороге смерти. Сталин должен был стать его Воландом, мистическим супериздателем, который оценивает его произведения. Но вместо этого Сталин раздавил его, как король Солнце другого любимого героя Булгакова, "маленького обагренного кровью маэстро" Мольера.

Личная встреча, о которой очень мечтал писатель, так и не состоялась, и писатель пережил ее в своих фантазиях: "Я ответил, я, конечно, ответил? пусть все об этом знают". Мучительное желание оправдать и оправдаться в последние часы жизни было невыносимым: "Что он обо мне подумает? Кто нас примет? Я не хотел никому сделать больно". Затем только бессвязные слова "Мася", зовет он жену, затем несколько раз просит дать ему нож. Наконец, последний крик: "Свет!" Такой же крик издал перед смертью его Мольер. В 16.39 10 марта 1940 года Елена Сергеевна произнесла только два слова: "Миша умер". На следующий день в Художественном театре раздался телефонный звонок: "Говорит секретарь Сталина. Это правда, что товарищ Булгаков умер?". Да, это правда. И на другом конце провода повисло молчание. Дуэль закончена.