The Times | 16 апреля 2003 г.
Война это хорошо, сказал Буш, когда в Лувре орудовали мародеры
Саймон Дженкинс
Падение Франции было на удивление быстрым. После смены режимов в Афганистане, Ираке и Сирии заявление Тони Блэра и Джорджа Буша о том, что они "не намерены" атаковать Францию, было лишь вопросом времени. Омерзительный Жак Ширак давно уже был для них бельмом на глазу. Он дружил с Саддамом Хусейном, принимал в своей стране изгнанников из арабского мира, имел подозрительно большое количество мусульман среди населения. Кроме того, он нагло отказался ликвидировать свое force de frappe оружие массового уничтожения. Как сказал в 2003 году Дональд Рамсфельд, "все имеет последствия". Франция стала явной и непосредственной угрозой. Коалиция нанесла превентивный удар в целях самообороны. Лувр было жалко.
Для сил коалиции война опять оказалась легкой. Применение "шока и трепета" в Кане и Руане и нанесение ударов по инфраструктуре в окрестностях Парижа полностью сломили боевой дух французов. Возобновление операции "Господин" привело к реформированию 21-й армейской группировки в Хемпшире и высадке на побережье Омахи и Юты в Нормандии. Ветеранам 101-й воздушно-десантной дивизии опять разрешили захватить мост Пегаса. В корпус морской пехоты "внедрили" Стивена Спилберга и Тома Хэнкса.
Дорога A13, ведущая к Парижу, была быстро взята под контроль. Предсказания о последнем рубеже на улицах столицы, где партизаны голлистского сопротивления будут сражаться на баррикадах, оказались безосновательными. Ракеты со спутниковым наведением уничтожили правительственные здания на Иль де ла Сите, набережных Орсей и Инвалидов. Президентский дворцовый "комплекс" на Елисейских полях быстро превратился в 50-футовый кратер. Мародерство в Лувре вызывало сожаления, но его не останавливали. С безудержной радостью было встречено прибытие Моны Лизы в музей Метрополитен в Нью-Йорке. Вскоре было создано теневое правительство в городе, названном Виши.
По генеральному соглашению, Франции была уготована такая судьба. На этот раз в Британии у Блэра не было недостатка в сторонниках, когда он решил присоединиться к США. Британское общество все больше привыкало быть "на войне". Ситуация в школах и больницах перестала быть главной новостью. Застарелая франкофобия с новой силой вспыхнула в 1990-е годы, когда Франция объявила бойкот британской сельскохозяйственной продукции и отказалась подчиниться европейским законам. Гнев усилился, когда французские компании скупили британские объекты водоснабжения и железнодорожные службы и резко увеличили цены.
В одном из эпизодов популярного сериала 1980-х "Да, премьер-министр" сэр Хамфри объяснял ошеломленному премьер-министру Джиму Хакеру стратегию наведения ракет, разработанную в министерстве обороны. Межконтинентальные ракеты не нацелены на Россию и Америку, сказал он. Это было бы безрассудством. Конечно, они всегда были нацелены на Францию. Вся британская воздушная и морская мощь была сконцентрирована на юго-востоке. Крепости Генрихов, башни Мартелло, самолеты и артиллерия XX века ? все нацелено на Францию. Именно Франции нельзя доверять.
Ко времени Багдада сатира стала реальностью, и убеждать британского премьера не надо. Коровье бешенство, ящур и отказ Ширака от резолюции перед началом второй войны в Персидском заливе привели Блэра в ярость. Историки потом задавались вопросом, почему он так долго терпел вызывающие оцепенение европейские саммиты и двусторонние встречи с двуличным Шираком.
Блэру никогда больше не придется подавать руку этому человеку. Когда дошло до предела и самолет королевских ВВС снова полетел через Ла-Манш, все казалось правильным. Когда кассетные бомбы Джефа Хуна упали на Париж, Sun изобразила "лягушек с жареной картошкой", а Mirror отреагировала: "Наконец-то зажарено по-французски".
Несмотря на анархию, воцарившуюся после завоевания в Афганистане и Ираке, после апреля 2003 года вашингтонские ястребы не выпускали из рук инициативу. Альтер эго Рамсфельда, Кеннет Эдельман заявил тогда газете Washington Post, что "с успехом не спорят". Ирак, как он предсказывал, оказался легкой добычей. Победа была реальной. В будущем, продолжал Эдельман, "я надеюсь, она воодушевит лидеров на решительные, а не сдержанные подходы".
Американские стратеги пришли к убеждению, что после устранения коммунизма ее глобальный долг стать примером. В дальнейшем международные отношения, как в старые добрые времена, будут вертеться вокруг войн. Как заявил Буш после Багдада, это "просто вопрос о том, что делать в каждом отдельном случае". Советник Пентагона Ричард Перл добавил весомости стратегии домино. В интервью International Herald Tribune, посвященном падению Багдада, он заявил: "Если вы спрашиваете о том, кто представляет угрозу, с которой имеют дело США, список известен. Это Северная Корея. Это Сирия. Это Ливия, и я мог бы продолжить".
И он продолжил. Продолжением стала Франция. Единодушную поддержку Саддама в этой стране американцы вынести не могли. Стоит ли удивляться, что в Вашингтоне картофель по-французски переименовали в "картофель свободы". Перл высказал сомнения в том, что отношения между Америкой и Францией когда-нибудь могут снова стать конструктивными. "Боюсь, что их легко не отремонтировать и просто сделать это нормальным дипломатическим способом невозможно, потому что чувства слишком глубоки, - угрожающе заметил он. ? Это выходит слишком далеко за рамки дипломатии". Едва ли Франция могла пожаловаться, что ее не предупредили.
Поворот в американской внешней политике на пороге XXI века свидетельствовал о ее окончательном освобождении от сдержанности в применении силы времен холодной войны. Это отражение максимы Уолл-стрит - "жадность это хорошо". Война - это хорошо. Легкость, с которой под бомбами и дулами танков рушились режимы, похоже, сделала достоянием прошлого прелести коллективной безопасности XX века. Травмированная, притом явно навечно, "11 сентября", Америка надеялась на понимание, поддержку и повиновение, когда в гневе металась по миру и видела террористов под каждой кроватью. Стоит ли думать о старомодных правилах? Война сработала.
Главным в этой новой стратегии стало то, что ее можно применить, благодаря революции, произведенной Рамсфельдом в Пентагоне в 2002-2004 годах. Его стратегия "воюй легко, воюй быстро, бомби сильно" вселила во врагов ужас и покорность, поскольку их армии просто отказывались сражаться. Как немцы в 1938-1939 годах, Рамсфельд рассчитал, что будущие войны должны быть прежде всего быстрыми. Они должны были дезориентировать противника, извлекать выгоду из природных ресурсов и обеспечивать интерес и поддержку СМИ. Они должны были стать короткими стычками.
Рамсфельд отказался от дорогостоящей доктрины Колина Пауэлла о подавляющей силе. Он отменил вертолеты, тяжелые танки и артиллерию. Он продал Госдепартамент гостиничной сети Holiday Inns. Саддама свергли, использовав половину войск, воевавших в Кувейте. Да и то, вторая война в Персидском заливе едва не потеряла темп, не взяв Багдад за две недели, хотя и две недели были рискованным сроком. Если бы только американские войска могли наносить достаточно быстрые и сильные удары, не заботясь о последствиях, Рамсфельд уничтожил бы все государства-изгои на Земле. Зачем останавливаться, если он принес Белому дому такую популярность в стране?
В таких обстоятельствах, настаивала новая вашингтонская элита, Америку не должны волновать послы, договоры, международное право, НАТО и ООН. Зачем подписывать конвенции о противопехотных минах, трибуналах по военным преступлениям, договоры о нераспространении? Среди заграничных друзей Америки лишь Британию беспокоили подобные вещи, но, слегка поупиравшись, она делала то, что ей говорили. Непреодолимая сила может возвести себя в ранг закона. Зачем Америке думать о каком-то распускающем слюни европейце, имеющем в ООН право вето?
Свержение режима Ширака было неизбежным следствием подобной идеологии. Это не был империализм. Вашингтону не хотелось находиться поблизости, когда телекамеры уже были нацелены на нового изгоя. Это был просто авантюризм. Американская внешняя политика занимается слияниями и приобретениями, а не менеджментом. Они могли свергать, но, как выяснилось в Кабуле и Багдаде, не имели понятия о восстановлении. Они просто хотели показать: обидишь дядю Сэма и потеряешь власть, дворец, сокровища искусства и принесешь в свои города смерть и разрушение.
Тони Блэр приветствовал падение Франции. У него тоже были свои причины. Ему хотелось увидеть Ширака с окровавленным носом. Он поддерживал принудительную дипломатию американцев с 2002 года и в результате добился огромной популярности. Со времен Пальмерстона государства не впадали в трепет, когда Британия говорила, что "не планирует" их атаковать. Теперь Америка могла выбрать Блэра своим кандидатом в будущие президенты Европы. Все равно Британия оказалась в одной постели с Америкой и теперь едва ли могла оттуда выбраться. Вашингтону это не понравилось бы. Блэру ведь не нужна безобразная дыра на Мэлл, правда?
Обратная связь: редакция / отдел рекламы
Подписка на новости (RSS)
Информация об ограничениях