- Михаил Сергеевич, спустя 10 лет после попытки государственного переворота 21 августа 1991 года, какие отношения у Вас сложились с другими руководителями той поры. Ельциным, Руцким?

- С Ельциным мы не встречались с 25 декабря 1991 года, когда я подал в отставку и передал ему власть, включая ядерный чемоданчик. После путча он нарушил все договоренности, которых мы достигли. Его люди, прежде всего, Геннадий Бурбулис, сделали все возможное для дальнейшего развала Советского Союза. Они полагали, что, избавившись от других республик, им удастся более быстрыми темпами продвигаться по пути реформ. Но они ошибались. После ухода в отставку, я обещал поддерживать их, если они будут следовать курсом реформ. Они сразу же начали применять необольшевистские методы, которые привели народ к нищете. Я не мог молчать, и уже в марте 1992 года они начали нас душить. Нас лишили части помещения, выделенного моему фонду, потом меня шантажировали, присылали милицию. За десять лет, что Ельцин находился у власти, меня не разу не пригласили на телевидение для выступления в прямом эфире. Поэтому, что касается Ельцина, я сожалею лишь об одном: что в 1987 году, после Пленума ЦК КПСС, когда он выступил против меня, я не отправил его, в соответствии со сложившейся в те времена практикой, послом в какую-нибудь далекую африканскую или азиатскую страну.

- Почему, вернувшись с Фароса 21 августа 1991 года, Вы предпочли поехать на свою дачу, а не в Белый дом, где собрался народ для того, чтобы отпраздновать победу над путчистами?

- Необходимо восстановить ситуацию, сложившуюся на тот момент. Были три дня, переполненные напряжением и мучениями. Наконец, вся моя семья была крайне измотана. Раиса была в панике. И именно в эти дни заточения проявились первые симптомы ее смертельной болезни. Мы возвратились в Москву в 2 часа ночи, нам надо было успокоиться и отдохнуть, поэтому, повинуясь инстинкту, мы поехали на дачу. Сегодня я думаю, что это было величайшей ошибкой. Мне надо было идти на площадь.

- Путчисты заявляли, что именно по Вашей инициативе были приняты законы о чрезвычайном положении.

- Я поручил специальным комиссиям заняться разработкой таких законов. На самом деле, что еще можно было сделать, когда страна разваливалась на куски? Но это не значит, что именно я отдал распоряжение о введении чрезвычайного положения, чтобы потом уйти в сторону. Нет, все было сделано без моего ведома.

- Вы сожалеете о том, что предоставили свободу балтийским странам, ведь это имело разрушительные последствия для всего СССР?

- В первую очередь, я сожалею о том, что во время не реформировал КПСС и Советский Союз. Иногда меня обвиняют в том, что я намеренно разрушил коммунистическую партию. Разве может человек, ставший членом партии в 17 лет, испытывать желание ее разрушить? То же самое можно сказать и о Советском Союзе, который был моей родиной. Моя ошибка в том, что я действовал слишком либерально. Иногда, на переходном этапе, требуется немного авторитаризма.

- Вам нравится демократия Путина?

- Я поддерживаю Путина и все, что он делает. Вначале все шло по инерции. И это было понятно: на него свалился настоящий хаос. Но, то, что ему удалось сделать за год, мне нравится. Он правит, учитывая национальные интересы. Ему следует несколько изменить состав своей команды.

- Вы бы пошли работать в команду Путина?

- Мне не нужны ни должности, ни портфели. Я доволен тем, что имею. Но это не значит, что я ухожу из политики.