Вчера в Елисейском дворце Пятая Республика скромно, но элегантно совершала свой самый важный ритуал: вступление в должность президента, чья безукоризненная демократическая легитимность, основывающаяся на всеобщих выборах, сопровождается почти монархической практикой. В ходе этой церемонии было много "американизмов", непривычных, если говорить о традиции в эстетическом и в политическом плане: этот ритуал был выдержан совсем в ином стиле, чем тот, который был посвящен вступлению в должность генерала де Голля.

Эти новые особенности бросались в глаза приглашенным: бывшим или нынешним министрам, епископам, раввинам, академикам, генералам, писателям, придворным - имеющим отношение к культу власти, но, как и вся Франция, внимательно взирающим на воссоединившуюся семью Саркози, с дочерями и сыновьями, в том числе и рожденными в других браках.

Журналисты, комментировавшие церемонию, сравнивали эту семью с семьей Кеннеди. Он, вновь избранный президент, выглядит моложе своих 52 лет, гладит волосы Луи, младшего 10-летнего сына, и целует в губы Сесилию, строптивую жену, которая гордится своей независимостью. Сесилия, о которой газеты рассказали столько всяких подробностей, тем не менее здесь, в президентском дворце, достойно исполняет роль хозяйки дома.

Эта семья переполнена страстями, но сумела объединиться в один важный для страны день. Ни один француз не пропустил этого поцелуя. Престарелый Ширак потрепал по щеке свою Бернадетт, и старый Миттеран поступил подобным образом с Даниэль. Они демонтировали свою радость одинаково, как и все их предшественники, включая и генерала - основателя Пятой Республики, супруга которого редко появлялась на публике. Публичное проявление чувств президентскими семейными парами было протокольным. Они не вызывали и не должны были вызывать эмоции. Они предназначались люстрам и ковровым дорожкам Елисейского дворца. Я не думаю, что скачусь до уровня сериала или допущу преувеличение, если скажу, что этот поцелуй в губы на глазах всей Франции стоил столько же или даже больше, чем парад республиканской гвардии и посещение Триумфальной арки. Этим интимным, привычным жестом, совершенным в самый кульминационный момент спектакля, на глазах у миллионов французов, вновь избранный президент объявил о приходе в Елисейский дворец другого, более молодого и раскованного поколения. Где отныне будет делаться не только история Франции, где поселятся чувства и страсти, свойственные многим французским семьям.

Иными словами, власть поменяла лицо. Многие годы Николя Саркози мечтал, отрабатывал жесты, которые он будет совершать во время вступления в должность. Он не позабыл ни об одном из них, все они были своевременными и естественными - в том, что касается и имиджа нового президента, и той политики, которую он намерен проводить. Прежде чем поехать в Берлин, чтобы сказать Ангеле Меркель, что дружба между Германией и Францией священна, новый президент посетил стелу в Булонском лесу, которая напоминает о 35 юношах, расстрелянных немцами в 1944 году, за несколько дней до освобождения Парижа. Безукоризненный баланс: напоминание о Сопротивлении немецкой оккупации, не только как дань уважения правым голлистам, но и как преданность франко-германской оси, на которой в течение десятилетий основывается еще со времен Аденауэра и де Голля французская политика - да и стабильность той же Европы.

Когда говорят о президенте, более проамерикански настроенном, чем пять его предшественников (от де Голля до Ширака), сразу же вспоминаются шаги, которые совершал Николя Саркози в прошлом в отношении Соединенных Штатов, его восхищение динамичным американским обществом и особенно американской экономикой. Он никогда не осуждал "англо-саксонской модели", которую многие его соотечественники считают угрозой "французской модели", более щедрой в плане социальных гарантий. В ходе предвыборной кампании он постарался не напоминать о своем визите к Джорджу Бушу и о своей критике во время поездки в Вашингтон по поводу "слишком высокомерной" французской позиции в отношении войны в Ираке. Он даже опроверг самого себя, осудив однажды однополярную американскую политику, и подтвердил гордую независимость Франции по отношению к супердержаве. Но его лозунг "кто больше работает, тот больше зарабатывает", его осуждение чрезмерной опеки со стороны государства и в целом его экономическая программа толкают его противников слева к тому, чтобы называть его французским неоконсерватором. Этому в немалой степени способствуют тесные связи с самыми влиятельными представителями делового и финансового мира, в частности, с владельцами газет и телекомпаний.

Николя Саркози кажется в большей степени "американцем" и в плане того, как он намеревается осуществлять свою политику. До последнего времени его предшественники оставляли премьер-министру, которого они сами и назначали, право управлять и поддерживать отношения с парламентом. Президент наблюдал и издавал указы и распоряжения сверху, занимаясь прежде всего вопросами внешней политики. Премьер-министр был предохранителем, который сгорал в случае кризиса, оставляя неуязвимым президента. Николя Саркози, как кажется, намеревается следовать примеру Белого дома. Он хочет действовать напрямую и поддерживать отношения с Национальной ассамблеей. Роль премьера будет сведена до роли вице-премьера. Задача назначенного на пост премьера интеллигентного и опытного Франсуа Фийона - уравновесить своим спокойствием и компетентностью порывистость президента, который своим напором может внести сумятицу в институты Пятой Республики. Своими "шагами навстречу" в отношении отдельных представителей левых сил, таких, как Бернар Кушнер, новый президент привел в замешательство свое окружение. Они явно рассчитывали пожать плоды победы, достижению которой они способствовали.