"Подросток в черно-зеленом защитном костюме приглушенным голосом говорит по-русски. Справа от него едва виднеется заросшее травой кладбище. Традиционные украинские костюмы висят на нескольких крестах. Белый аист пролетает над головой", - повествует американская журналистка и режиссер-документалист Холли Моррис в статье, напечатанной в британском издании The Independent.

"Это, наверно, кладбище", - говорит подросток. "Он держит свой портативный счетчик Гейгера над кучей грязи, покрывающей радиоактивную технику; пикающий сигнал зашкаливает, показатели стремительно растут: 1.1.7, 1.1.8, 1.1.9.", - продолжает рассказ журналистка. "Уровень радиации зашкаливает", - в голосе паренька страх смешивается с восторгом. - "Он отступает. Остов четвертого реактора Чернобыльской АЭС отмеряет его шаги", - пишет Моррис.

"В 1986 году, 26 апреля, четвертый реактор Чернобыльской АЭС взорвался, и последовавший за этим радиоактивный пожар длился десять дней, выделив в пространство в 400 раз больше радиации, чем бомба, сброшенная на Хиросиму", - говорится в статье.

"В то время как первое поколение украинцев, родившееся после чернобыльской трагедии, достигает совершеннолетия, небольшая молодежная субкультура творит невероятное, нарушая правительственные запреты и проникая в высокорадиоактивную зону отчуждения - "мертвую зону" - ради развлечения, - сообщает автор. - Эту группу выслеживает и преследует полиция, так что она не очень охотно идет на контакт с журналистами. Ее члены наслаждаются запретным, находят смысл в советских обломках и открывают новые горизонты виртуального заимствования". "Это - постапокалиптический роман", - приводит автор комментарий одного из молодых людей.

"Всего в трех километрах от реактора - город, построенный когда-то для работников АЭС, - Припять, - продолжает Холли Моррис. - Сегодня брошенные квартиры в этом радиоактивном городе-призраке медленно разрушаются, являясь молчаливым напоминанием о тех 50 тыс. людей, что покинули это место".

"Для "постапокалиптических романтиков", которые повадились тайком проникать в зону, посещение Припяти стало своеобразным "Священным Граалем", - рассказывает журналистка. - Они приходят сюда по причинам, которые и сами не могут полностью объяснить".

Тех, кто тайком проникает в зону, стали называть словом "сталкер". Оно впервые появилось в 1971 в научно-фантастическом романе братьев Стругацких "Пикник у обочины", а также перекочевало в картину Андрея Тарковского "Сталкер", снятую по книге восемь лет спустя. "Книга и фильм стали культовой классикой в годы, когда мощь советской империи стала затухать", - поясняет журналистка.

"Подростки подходят к селу Рудня-Вересня, после того как они отшагали несколько километров через лес, - продолжает автор. - Это деревня внутри зоны, которую эвакуировали, но не засыпали, как это случилось со многими другими". "Это капсула с посланием к потомкам, - приводит автор слова одного из подростков. - Если вы хотите увидеть, какой была жизнь в СССР 30 лет назад, вы можете отправиться в зону Чернобыльской АЭС".

В 2007 году легенда о сталкере была переложена на современный лад: команда молодых украинских дизайнеров выпустила видеоигру под названием S.T.A.L.K.E.R., действие которой разворачивается в зоне отчуждения в Чернобыле. "Было продано более 5 млн копий игры, - сообщает автор статьи. - Появилась группа ее поклонников, которые не захотели довольствоваться одним лишь компьютерным сценарием. Команды игроков стали хаотично экспериментировать с проникновением в зону". Сегодня же проникновение туда стало гик-субкультурой, а для кого-то - одержимостью.

"Авария на атомной станции, которую в регионе называют просто "Трагедия", возможно, кажется малопонятной историей тем, кому сегодня лет 20 или 30 с небольшим, но для их родителей и дедушек с бабушками она остается открытой раной", - говорится в статье.

"Поколение сталкеров выросло, испытывая недоверие к правительству и властям, возникшее изначально в период СССР и перенесенное ими в постсоветскую эпоху с ее коррупцией и экономической нестабильностью, - пишет Холли Моррис. - Другим часто упоминаемым культурным последствием чернобыльской аварии стал повсеместный фатализм; распространенный комплекс жертвы, который создает ощущение "отсутствия контроля над своим будущем", как называет это американский профессор радиологии Фред Меттлер в докладе "Наследие Чернобыля". "Ряд подростков и молодых людей, которые получили небольшие или малые дозы радиоактивного излучения, чувствуют, что им нанесен непоправимый урон, так что нет ничего плохого в противозаконном употреблении наркотических веществ и незащищенном сексе", - отмечает профессор.

"Секс, наркотики и радиация: субкультура сталкеров может быть истолкована как подростковое самовыражение поколения, которому кажется, что ему нечего терять, - размышляет автор. - Но для многих сталкеров то, что они делают, - явно нечто большее. Появились интернет-сообщества, где обмениваются информацией, подсказками и советами касательно дорог, где нет полиции, а также проходов, ставших слишком опасными, а также о припрятанных припасах".

"Среди сталкеров, с которыми я встречаюсь, обеспокоенностью по поводу рисков, которые им грозят, и внимание к правилам радиационной безопасности наблюдаются в разной степени, - пишет автор. - Некоторые используют счетчик радиации, другие ему не доверяют". Кто-то заботится о том, чтобы захватить с собой воду, а кто-то пьет из сильно загрязненных прудов и рек внутри зоны.

"Во что верят сталкеры? - задается вопросом автор. - В невидимого врага, который может убить их лет в 50 или 70? Нет. В прогулку по своему прошлому на их собственных условиях? Возможно. В то, чтобы дать выход энергии и реализовывать потенциал молодости, несмотря на риск? Кажется, да. Очевидно одно: для них быть сталкером - это жить здесь и сейчас, преодолевая неподвластные закону дикие зеленые пространства и непроходимость зоны, - что хоть на миг делает их хозяевами своей судьбы".