Понятно, что должно произойти в Южной Осетии (по крайней мере, в краткосрочной перспективе): Россия должна уважать соглашение о прекращении огня с Грузией, ее войска должны уйти на позиции, которые они занимали до начала нынешнего конфликта, стороны должны допустить в регион миротворцев и вернуться к переговорам об определении статуса анклава. Грузия прекращает наступление на сепаратистов, формальная задача российской военной кампании достигнута.

Нежелание Москвы действовать по этому сценарию доказывает, что она ставила перед собой более амбициозную военную задачу: добиться фундаментального изменения баланса сил в Европе.

Нетрудно понять, зачем Кремлю такие перемены. По окончании холодной войны он лишился контроля над огромным политико-экономическим блоком и уступил часть своих территорий соседним странам, а к его границам начал подступать недружественный военный альянс. Не много найдется государств, которые смогут легко смириться со столь резким понижением статуса на мировой арене.

Хотя боль утраты имперских владений знакома и Великобритании, Россию обычно сравнивают с Германией после Первой мировой войны - униженной, ввергнутой в экономический кризис, после которого к власти с обещаниями восстановить национальную гордость приходит авторитарный правитель.

С учетом этих параллелей, мало удивительного в том, что многие бывшие сателлиты Москвы нервничают. Они воспринимают вторжение России в Южную Осетию как вопиющий прецедент захвата территорий. В обещании Кремля защищать тамошнее население им слышится отзвук мнимого беспокойства Гитлера о благополучии судетских немцев, за которым последовало вступление в Чехословакию.

Эта интерпретация отчасти находит отклик и в Вашингтоне. В связи с этим кризисом США вновь исполнились решимости изолировать Россию. Для этого они продвигают планы по принятию Грузии и Украины в НАТО и размещению систем ПРО в Польше и Чехии. Ранее Россия выражала недовольство по поводу этого "сына "Звездных войн", а американцы утверждали, что данная система предназначена для сдерживания Ирана. Теперь все это выглядит как чистой воды игра на обострение в стиле холодной войны.

Однако для нынешней конфронтации между Западом и Востоком характерно одно коренное отличие от холодной войны: на этот раз стороны объединены значительно более прочными экономическими связями. России нужен доступ на западные рынки, Западу (и особенно Европе) нужны российские нефть и газ. Это дает Евросоюзу как крупнейшему в мире единому рынку возможность выступить в роли арбитра, уводя диалог от вооруженного позерства в сферу переговоров по экономическим вопросам.

Но есть и другое, более тревожное отличие нынешнего противостояния от вражды времен холодной войны: при советской власти многие россияне негласно были солидарны с Западом и тоже считали своих лидеров преступниками. Но российская интеллигенция, которая втайне превозносила демократию, теперь либо подавлена, либо ассимилирована Владимиром Путиным.

В противоположность затасканному учению марксизма-ленинизма, милитаристский национализм путинского разлива пользуется в народе настоящей популярностью.

Такая страна не станет считаться с НАТО из уважения к демократизму членов альянса. Но ее можно убедить в том, что благоразумнее улаживать споры в международных организациях, а не при помощи вооруженного авантюризма. Это неминуемо навлечет на Запад обвинения в лицемерии. В попытки легитимировать свою операцию в Южной Осетии, Россия указывает на действия Запада в Косово и Ираке - ловкий ход со стороны Кремля. Но в качестве оправдания нападения на Грузию он выглядит совершенно циничным. Россия заявляет, что занимается "поддержанием мира" в Южной Осетии, но это утверждение опровергается вступлением частей российской армии на бесспорно грузинскую территорию и заслуживающими доверия сведениями, что Россия потворствует кровавым бесчинствам враждебных Грузии военных формирований.

Такого рода агрессию нельзя поощрять. Однако и балансирование на грани допустимого, как это было в годы холодной войны, не принесет соседям России защищенности. Такая политика лишь укрепит обитателей Кремля во мнении, что малые государства - это разменная монета в стратегических играх. Наилучший залог мира и безопасности в Европе со времен окончания холодной войны - это экономическая интеграция посредством Евросоюза. У Брюсселя гораздо больше шансов убедить Москву изменить свое поведение, чем у Вашингтона.