"Похищен в Чечне",- кричали заголовки газет. Мне тоже хочется кричать. Для меня Кенни Глак - не просто газетная история, и его похищение 9 января - не просто отвратительный "урок" того, какой огромной опасности подвергают себя сотрудники гуманитарных организаций в охваченных войной регионах.

Мой друг Кенни - это человек, знавший об огромном риске, которому он подвергает себя, оказывая помочь нуждающимся по обе стороны чеченского конфликта, и сознательно рискующий, чтобы иметь возможность говорить властям правду в глаза.

Привязанность Кенни к России имеет глубокие корни. Впервые он приехал туда летом 1990 года, когда мы с мужем попросили его принять участие в проходившей в Москве конференции. Готовясь к ней, он погрузился в изучение русской грамматики и чтение русских романов.

Когда он приехал, то сразу же с головой окунулся в работу. Кенни рассчитывал пробыть в России три недели. А остался там - с перерывами - на 11 лет.

Мы с Кенни занимали должность английских редакторов первого советского независимого информационного агентства "Постфактум". Мы переняли местный образ жизни, получая 20-долларовую зарплату.

Мы с Кенни проводили в "Постфактуме" долгие часы. В атмосфере сигаретного дыма и неприятного запаха тел, мы с удовольствием проводили удивительный эксперимент по внедрению свободомыслия во все еще закрытое общество.

Наши российские коллеги были молоды и полны энергии - они исходили из того, что делают очень важное дело. Кенни работал больше всех, и делал это с огромной самоотдачей, показав себя мастером иронии и черного юмора - основной духовной пищи россиян.

Нашим начальником был представитель российской либеральной интеллигенции, писатель Глеб Павловский. В то время я гордилась тем, что работаю с ним. Сейчас он является одним из главных советников президента Владимира Путина по связям с общественностью и одним из тех, кто цинично ведет закулисную игру.

Вся ирония в том, что Павловский - автор тех самых пространных статей о демократии и правах человека, которые мы с Кенни тогда публиковали - теперь является активным сторонником российской кампании в Чечне.

Прошли годы. Мы вернулись в США. Кенни оставил журналистику, чтобы заняться оказанием гуманитарной помощи. Потом я спрашивала его, не допустил ли он ошибку, перестав заниматься журналистикой. Он на мгновение задумался, а затем покачал головой: "Нет. Я устал от того, что я приезжаю в районы боевых действий и другие опасные регионы и не могу ничего сделать; только наблюдаю за страданиями людей. Если бы я собрался еще раз отправиться в эти места, я хотел бы что-то предпринять, чтобы им помочь". И он помогал в Таджикистане, Сербии, Шри-Ланке, Судане, Либерии, Афганистане и Чечне - как в ходе первой, так и нынешней войны.

Последний раз я встречалась с Кенни летом прошлого года в Москве, где я помогала организации, в которой сейчас работаю, создавать программу по оказанию помощи Ингушетии. Я не видела его некоторое время, и мне захотелось его общества и совета. Общение с Кенни было как всегда замечательным, однако его совет вызвал у меня беспокойство.

Кенни предупредил меня - как он предупреждал всех сотрудников гуманитарных организаций, приезжавший в Россию - что, по статистике, работа в Чечне (и соседней Ингушетии) более опасна, чем в любой другой точке земного шара. Он знал, о чем говорил.

Будучи главой северокавказской миссии международной организации "Врачи без границ", Кенни были хорошо известны беспощадные факты: в период с 1996 по 1998 год в Чечне и Ингушетии побывало около 40 иностранных сотрудников гуманитарных организаций. Из них 8 были убиты.

Более 20 иностранцев - половина общего числа - были похищены на срок более двух дней, а некоторые - на несколько месяцев. Еще примерно дюжине пришлось находиться под дулом пистолета в течение нескольких часов. Заложников избивали, насиловали, подвергали психологическим истязаниям, включая имитацию казни.

Прошлым летом мы с Кенни несколько часов говорили о причинах зверств, совершаемых как чеченцами, так и русскими. Прогноз Кенни на будущее был весьма трезвым. По его мнению, очередной инцидент с сотрудниками гуманитарных организаций - это лишь дело времени.

Кенни сознавал рискованность своей деятельности и - больше, чем кто-либо другой - принимал все возможные меры предосторожности. Он знал также, что никому нельзя верить.

За десять дней до похищения я получила от Кенни послание по электронной почте. В своем обычном самоуничижительном стиле он написал из Москвы, что жаждет куда-нибудь поехать. Он устал, и его тошнит от того, что ему пришлось увидеть в Чечне.

Однако - что типично для Кенни - он не хотел вернуться в Америку, в комфортные и безопасные условия, а намеревался отправиться в другую горячую точку земного шара: Ирак или Колумбию.

Размышляя над его посланием, я не могу удержаться от мысли, что Кенни хорошо знал: время его пребывания в Чечне истекает. И все же я увидела, что за его внешней практичностью скрывается наивность - он твердо верил в то, что в каждом из нас есть светлое, доброе начало.

Сегодня я молюсь за Кенни. И я молюсь за тысячи неизвестных людей в Чечне, которым он больше не сможет помочь. Те, кто похитил Кенни, взяли в заложники надежду всех нас.

Синтия Шарф работала корреспондентом в Москве с 1990 по 1993 год. В настоящее время она является сотрудником "The International Medical Corps".