Холодный металл с маслянистым привкусом. Ханан засунул себе в рот дуло пистолета, с которым был неразлучен три года, и теперь он нацелен на него. Потный указательный палец лежит на курке. Он нажмет на курок. Он должен. Но не нажимает. От убийств устаешь. "Я даже не смог застрелить самого себя", - говорит он. При этом он знает, как надо убивать, он убил человека. Ребенка.

С тех пор как 24-летний солдат демобилизовался, прошел год. Он заполнял свое время таблетками экстези, сотнями линий белоснежного порошка и крэком. На его руках следы многочисленных уколов. Он неоднократно пытался покончить собой. Года слишком мало, чтобы забыть минувшие три года, и слишком много, чтобы все время убегать. Раны, которые война оставляет после себя у израильских солдат, не всегда видны. Раны, которым нужны годы, чтобы зарубцеваться, и которые часто начинают болеть только через много лет.

Солдаты, которые служили на оккупированных территориях, после армии все чаще становятся наркологическими больными. Будь то алкоголь, лекарства или наркотики ? количество израильских солдат, зависимых от них, растет страшными темпами. Наркологические больницы переполнены. Рут эль-Рой из израильского Института по борьбе с наркотиками говорит: "С начала второй интифады многие солдаты с помощью наркотиков пытаются убежать в мир без войны, без блокпостов, бронежилетов и боев". Когда служба уже позади, начинается собственная война - война в голове. Алкоголь и наркотики освобождают многих бывших солдат от воспоминаний о погибших друзьях, от мучительного страха, но также лишают уверенности в себе. Они ? забытые дети Израиля, которые сразу после школы надели военную форму.

Таков и Ханан. Совершенно нормальный парень, который предпочитал сходить в хороший бар в Тель-Авиве, а не патрулировать улицы в ночном Хевроне ? в постоянном страхе перед палестинскими снайперами или террористами-самоубийцами. Многие солдаты прячут свой страх за грубой жесткостью. "Чем один из них убьет меня, лучше я сам их убью", - говорит Ханан. Как случилось с тем мальчиком, который внезапно выбежал из дома, держа в руке нечто круглое. Ханан подумал, что это граната, и выстрелил. А это оказалось теннисным мячом.

Через три года военной службы Израиль оплачивает своим солдатам трехмесячную поездку вокруг света. В Таиланде Ханан снова хотел стать абсолютно нормальным парнем, но вдруг оказалось, что он не может спать без марихуаны, радоваться без кокаина, любить без экстези. Почти каждый вечер он приглашал к себе какую-нибудь девушку, все равно какую. Единственная, которая осталась с ним до утра, спросила, почему он ночью, весь в поту, так страшно кричал. Почему он говорил что-то непонятное об обысках и все время выкрикивал одно и то же имя: "Авигаль. Авигаль. Не умирай! Авигаль".

Сегодня Ханан мастерит лампы, из металла, из дерева, из коры. Уже пять месяцев он находится в Кфар Исун, деревне в получасе езды от Тель-Авива. Деревня ? это то место, где лечатся раненые, раны которых нельзя увидеть. У Омри Периша, главного человека в деревне, усталые глаза. Ему знакомы сцены, которые разъедают души солдат. Казни, бои, трупы. Он сидит за письменным столом, когда молодые люди мечутся, бушуют, кричат. Плачут. Они, держась за спинку стула, ищут взгляд мужчины, который может излечить, потому что умеет слушать.

Для военных все это неприятно, они говорят, что таких случаев мало. Значительно меньше, чем среди солдат ООН, говорит один из представителей израильской армии. Ханан называет интифаду "психологическим самоубийством Израиля". Когда он думает о мальчике с теннисным мячиком в руке, его глаза наполняются слезами. "Если бы интифада была хотя бы настоящей войной. Войной, у которой есть два противоположных фронта. Войной, которая когда-нибудь закончится, потому что одержана победа, - говорит он. - Нет, это не война. Мы разрушаем не себя, мы разрушаем нашу человечность". Так говорит Ханан, отбрасывая докуренную сигарету с марихуаной.