На этой неделе минет 40 лет с того момента, когда ночью с 20 на 21 августа 1968 года тысячи танков и сотни тысяч военнослужащих армий СССР и стран Варшавского договора вошли в Чехословакию. Цель вторжения была проста - предотвратить проведение в этой стране-сателлите СССР демократических реформ, которые, если бы их успешное осуществление было допущено, могли стать угрозой для легитимности правительств других сателлитов СССР и даже самого Советского Союза.

Нельзя не признать, что на поверхностный взгляд события августа 1968-го действительно чем-то похожи на события августа 2008-го, как подметила госсекретарь США Кондолиза Райс. И действительно, по территории суверенного государства, только другого, опять едут танки с российскими экипажами и, мало того, намерения захватчиков отчасти похожи: российская сторона вновь стремится проучить бывшего сателлита, чьи реформы в случае их успешности могут поколебать политическое устройство самой России.

Правда, Россия больше не является "Советской Россией". Но ее правящая клика во главе с экс-президентом, а ныне премьер-министром Владимиром Путиным по-прежнему уходит корнями в параноидальную, жестко регламентированную, помешанную на конспирации культуру старого КГБ. Путин и его окружение - не коммунисты, но не веруют они и в свободу рынка или в свободу общества. Напротив, они полагают, что все важные решения должны приниматься в Москве маленькой, никем не избираемой группой людей, которые умеют противостоять диверсиям, инспирируемым из-за границы. Нельзя допускать, чтобы события происходили сами собой: ими следует манипулировать, их следует контролировать. Выборы не могут проводиться просто так - их результаты следует предопределять заранее.

Открыто враждебное отношение российского государства не только к Грузии, но также к Украине и странам Балтии в этом смысле является отчасти идеологическим. В этих странах проходили настоящие выборы; богатство или власть иногда обретают люди, которых заранее не отбирала правящая олигархия. "Революция роз" в Грузии и "оранжевая революция" на Украине даже включали в себя уличные демонстрации, которые способствовали смещению более олигархических режимов. Таким образом, презрение российского руководства к Грузии и Украине объясняется не только национализмом или всего лишь традиционной для великих держав надменностью: на определенном уровне присутствуют и опасения, что сходные революции силами избирателей однажды создадут проблемы и для российского руководства.

Тем не менее, следует повторить, что сходство заметно лишь на поверхностный взгляд. В своих статьях я уже признавалась в нелюбви к историческим параллелям: они не только обнажают, но и, в не меньшей степени, вуалируют. Начнем с того, что межнациональный конфликт, который две недели тому назад стал толчком к безрассудной реакции грузинского президента и российскому вторжению, является предметом искажений и манипуляций, но все равно он касается судеб людей. Любой вариант долговременного урегулирования нынешнего кризиса должен предполагать какую-то компенсацию для жителей Южной Осетии, чьи дома и средства заработка были уничтожены в ходе боевых действий.

Еще важнее тот факт, что международная обстановка стала кардинально иной. Несмотря на кое-какие сентиментальные воспоминания о гипотетической решимости Запада в период холодной войны, тогда, в 1968-м, у нас не было ни политической воли, ни возможностей, чтобы помочь жертвам советского экспансионизма. Наши реальные меры в ответ на советское вторжение сводились к сбивчивым угрозам в публичных заявлениях. В тот момент почти вся Европа еще не оправилась от "событий 1968 года" - студенческих волнений, годовщину которых в нынешнем году отмечали на всем континенте, упиваясь розовой дымкой ностальгии по радикализму.

Современные лидеры России, несмотря на паранойю, которую они приобрели при обучении в школе КГБ, связаны намного более глубокими отношениями с западными институтами - не только "Группой восьми" и Советом Европы, но также с западными банками и компаниями, которые вкладывают их деньги и управляют их собственностью. Сегодняшняя Европа, со своей стороны, теоретически лучше подготовлена для сотрудничества с Россией, хотя по сей день с нею не сотрудничает. После вторжения я написала, что Запад, много лет не участвовавший в восполнении вакуума безопасности на Кавказе, не будет иметь влияния на Россию, и в краткосрочной перспективе мое пророчество сбылось. Несмотря на соглашение о прекращении огня, заключенное при посредничестве Франции, вывод российских войск осуществляется очень медленно, если вообще осуществляется; у нас нет военных средств, чтобы принудить Россию к этому, и нам не следует притворяться, будто таковые есть.

Но если этот конфликт превратится в затяжной, если российские войска останутся в Грузии как таковой, если это окажется лишь первой из нескольких вылазок на территорию других соседних стран, то имеются отношения и важные рычаги, которыми мы можем воспользоваться - дело может касаться как членства России в международных институтах, так и роскошных квартир российских лидеров в Париже - если, конечно, мы готовы применять эти рычаги. Отныне ключевой вопрос состоит в том, готов ли Запад вести себя, как подобает Западу, - говорить в один голос и формировать общую трансатлантическую политику. В последние годы Россия предпочитает иметь дело с западными государствами и их лидерами в форме двусторонних переговоров, с каждым по отдельности. Не далее как на прошлой неделе аффилированная структура "Газпрома", российской газовой компании, контрольный пакет которой принадлежит государству, взяла на работу бывшего премьер-министра Финляндии. Между тем в этой структуре уже занимает должность экс-канцлер Германии Герхард Шредер. Если мы будем держаться вместе и не позволять "Газпрому" побеждать нас поодиночке, то есть хотя бы шанс, что нынешнее мини-оледенение не затянется еще на 40 лет.