В дебатах о выздоровлении российской экономики от постсоветской депрессии и кризиса 1998 года мало кто высказывает сомнения в том, что решающая роль принадлежит экспорту углеводородного сырья. Россия - второй крупнейший экспортер нефти после Саудовской Аравии, и многие наблюдатели предупреждают об уязвимости России и угрозе устойчивому росту из-за зависимости от одной отрасли. Правительство, использующее ряд политических мер для защиты от угрозы, не упустило это из виду.

Однако, по официальным российским отчетам, на нефтегазовый сектор приходится не более 9% ВВП. Так о чем беспокоиться? С другой стороны, по тем же данным Госкомстата, природные ресурсы составляют 80% российского экспорта. Доходы от нефти и газа добавляют к ВВП 20%.

Проблема не только арифметическая. Официальные отчеты рисуют интуитивно неправдоподобную картину, изображая Россию современной экономикой, где производство услуг значительно превосходит производство товаров (в соотношении 60:40), а рыночные услуги опережают государственный сектор гораздо больше, чем позволяют предположить данные о занятости. Это, в свою очередь, подразумевает наличие очень продуктивной сферы услуг.

Ответ на эти загадки кроется в трансфертном ценообразовании. То, что в национальной бухгалтерии выглядит как некая особенность, на самом деле содержит в себе интересную информацию о корпоративной структуре современной России и о перспективах роста.

Многие крупные российские фирмы пользуются трансфертным ценообразованием, чтобы избежать налогообложения. Компании продают свою продукцию торговым филиалам по ценам ниже рыночных, затем филиалы продают ее потребителю по рыночным ценам, а разницу кладут в карман. Следовательно, добавленная стоимость приходится не на производителя, а на торговый филиал. "Перевод" выручки дает значительное снижение налогов до такой степени, что торговые филиалы вообще уходят от налогообложения.

Есть более или менее законные способы это делать. Обычно торговые компании регистрируются в отдаленных регионах. В прошлом местные власти давали значительные налоговые послабления, касающиеся выплат в местные бюджеты (сейчас правительство в основном покончило с этой практикой). Уклонение от уплаты налогов менее традиционными способами тоже играет свою роль. Один из незаконных, но широко распространенных способов - это ликвидация компании после совершения максимально возможного количества сделок.

Уменьшение налогов на отдельные производственные компании путем снижения их доходов - это достаточно серьезный феномен, искажающий национальную отчетность. Оно имеет простой и прямой результат: прибыли переносятся из производственного сектора в торговый. Поскольку российская национальная бухгалтерия не приспособлена к таким схемам, трансфертное ценообразование значительно увеличивает добавленную стоимость в секторе услуг (к которому относится и торговля) и уменьшает ее в промышленности, особенно нефтяной и газовой отрасли, где оно широко применяется. В результате на долю торговли в 2000 году пришлась почти треть ВВП и почти половина прибылей всей экономики.

Можно пересчитать структуру ВВП, подправив раздутые торговые прибыли с помощью международных параметров. Если это сделать, доля нефти и газа увеличится почти втрое и составит около 25% ВВП. Промышленность заменит услуги в самом крупном секторе, отнимет у услуг примерно 20% ВВП, а соотношение между частными и государственными услугами сместится в сторону последних все на те же 20% ВВП.

В результате мы получаем более ясную картину того, что является в России движущей силой роста. Рост производительности в промышленном производстве обеспечивает рост экономики в целом, а производительность в нефтяной и газовой отраслях, где занято менее 1% рабочей силы, существенно выше, чем где-либо еще.

Производительность же в сфере услуг остается ограниченной. Часто упоминаемый структурный сдвиг в сторону услуг оказывается преувеличенным, а зависимость от природных ресурсов в национальной отчетности занижается. Таким образом, российская экономика подвержена влияниям кратковременных изменений цен на энергоносители существенно больше, чем можно предположить, судя по официальным цифрам.

Затем, масштабы перевода добавленной стоимости очень велики, а уклонение от уплаты налогов имеет бюджетные последствия. Хотя непосредственные потери бюджета подсчитать трудно, поскольку в разных регионах и разных компаниях уменьшение налогов различно, по-видимому, они составят несколько процентов ВВП. Неудивительно, что правительство действует решительно, стремясь ликвидировать налоговые лазейки.

Наконец, это многое говорит о состоянии корпоративного управления в России. Не слишком воодушевляет то, что государственные компании, по-видимому, используют те же методы, что и частные. Масштабы проблемы дают основания предположить, что существует группа компаний, заинтересованных в сохранении нынешнего непрозрачного статус-кво.