В Мещанском суде уже вынесли один приговор. Он звучит так: виновно обвинение. Однако обвинителем в данном случае является не бледный юнец, сидящий по левую руку от судьи. За судебным процессом наблюдал весь мир, и за прошедшие дни он смог составить себе представление о правосудии в России.

После трех долгих мучительных дней оглашения приговора судьи все еще не были в состоянии сказать последнее слово по делу Михаила Ходорковского и его партнера Платона Лебедева. Однако этого времени хватило, чтобы окончательно подорвать репутацию российского правосудия. Три судьи до сих пор не сделали ничего, чтобы хоть как-то защититься от самого неприглядного для суда обвинения, а именно - обвинения в том, что он является инструментом политической борьбы. От него уже не избавиться в любом случае, независимо от того, каким будет окончательный приговор - даже если он окажется не таким суровым, как ожидается.

Подозрение в необъективности и политизированности этого процесса существовало еще задолго до начала оглашения приговора, и оно является вполне обоснованным. Обвиняемый Михаил Ходорковский - противник президента Владимира Путина. Его одного выбрали и обвинили в мнимых нарушениях, которые были обычной манерой российских олигархов вести свои дела. Процесс сопровождался беспощадным разгромом нефтяного концерна Ходорковского ЮКОС - до этого момента процветающего современного предприятия. В разгроме принимали участие близкие к Путину люди. Адвокатов запугивали, в некотором роде даже брали в заложники. В деле было допущено много ошибок, на которые указывали не только адвокаты, но и члены парламентского собрания Совета Европы.

По крайней мере, в теории у судей было две альтернативы составления приговора по делу Ходорковского. Они могли бы отойти от искового заявления прокурора - документа, который московский профессор экономических наук Евгений Ясин называет "сфабрикованным". Они могли бы самостоятельно проверить и оценить состоятельность каждого пункта обвинения. Тогда бы Михаил Ходорковский и Платон Лебедев могли бы надеяться на более мягкий приговор или даже на оправдание.

Однако вторая альтернатива была, пожалуй, единственно возможной в России. Судьи принимали все аргументы прокурора, что неизбежно должно было привести к обвинительному приговору. Судей обвиняют в том, что они устроили показательный процесс, а также превратили оглашение приговора в недостойный спектакль. Слушание дела напоминает показательный процесс еще и потому, что в глазах российской общественности оно воспринимается не только как процесс, направленный против отдельных богатых людей, но и против зла, которое представляет собой дикий капитализм 90-х годов.

Это зло действительно существовало. У политиков-реформаторов того времени был план на руинах коммунизма как можно быстрее возродить класс капиталистов. Так за ночь в России внезапно появились миллионеры, и на глазах у государства все бессовестно разворовывалось. Для правового государства было бы очень рисковым предприятием сейчас попытаться исследовать этот период с юридической точки зрения. Многим чиновникам, занимающим высокие государственные посты, угрожала бы тюрьма, полчищам юристов пришлось бы выяснять, что совершалось в соответствии с законами, пусть даже и плохими, а что нет.

Однако в таком пересмотре путинская Россия, похоже, не заинтересована. Вместо этого она обвиняет Михаила Ходорковского - человека, который исполнял свою часть соглашения. Ходорковский осуществлял то, что хотели реформаторы 90-х годов, он создавал новые ценности, превращал упадочные, загнивающие государственные фабрики в современные предприятия. Ходорковский способствовал процессу становления российской экономики как открытой, он превратил российское нефтяное предприятие в солидный международный концерн.

Однако, так как он одновременно не захотел вкладывать деньги в политическую власть, он вступил на опасный путь. Поэтому именно его Кремль решил наказать в пример другим. Это возымело свое действие. Российские олигархи и иностранные инвесторы поняли, что хорошие контакты с Кремлем важнее, чем хорошие адвокаты. От демократического правового государства в России остался один фасад, которого некоторым, например, Deutsche Bank и федеральному канцлеру Герхарду Шредеру, вполне достаточно.

Однако для Михаила Ходорковского и Платона Лебедева речь на этом процессе, в законности которого Герхард Шредер не видит причин сомневаться, идет о части их жизни. Мера наказания в конечном счете будет, скорее, свидетельствовать не о степени вины подсудимого, а о жесткости Кремля. Карьера Ходорковского, как ведущего предпринимателя в российской экономике, независимо от того, каким будет приговор, уже закончена. Однако, как символическая фигура в современной России, он сейчас покоряет новые высоты. Это также означает то, что, пока Ходорковский сидит за решеткой, в России продолжается эра лицемерия.