Le Figaro | 20 апреля 2005 г.
Я, русский, говорю Европе: "да"
Аркадий Ваксберг
Около века тому назад один известный русский политик уже высказался о перспективах объединения Европы. Это был Ленин, который с присущей ему самоуверенностью и догматизмом утверждал: союз капиталистов в объединенной Европе возможен только с одной целью - задушить европейский социализм. Всерьез делая ставку на мировую революцию и ожидая, что она вот-вот разразится в Германии, Венгрии, Латвии, а потом и во всей Европе, он видел в робкой, пока лишь эмбриональной идее объединения реальную угрозу своим планам мирового восстания. И по-своему он был прав.
Я же считаю, что уже тот факт, что Ленин выступал против европейского строительства, является достаточным аргументом, чтобы выступать в защиту этой идеи. Потому что я люблю Россию и не люблю революции, особенно в их ленинском варианте. Но существуют и более серьезные причины быть "за".
Очевидно, что любое разделение на руку врагам свободы и демократии, о чем красноречиво свидетельствует не только давний исторический опыт, но и драматическая, а порой трагическая история минувшего столетия. Ведь в условиях разделения проще - намного проще! - натравливать друг на друга народы и страны, а политикам - ловить рыбку в мутной воде реальных или искусственно создаваемых разногласий.
То, что страны с различными государственными и правовыми структурами, с разной историей, культурой, менталитетом, религиозной принадлежностью готовы объединиться, уже само по себе есть грандиозное достижение развития цивилизаций, которые, преодолевая по пути всевозможные препятствия, все же пошли навстречу друг другу, а не наоборот.
Самый первый контраргумент - крах таких искусственных образований, как Югославия или Чехословакия, - на мой взгляд, в данном случае не срабатывает. Речь ни в коей мере не идет ни о создании сверхгосударства под названием "Европа", ни об образовании федерации или конфедерации.
Человеку свойственно оперировать давно сложившимися, общепринятыми понятиями. Но мы присутствуем при создании союза государств, не имеющего эквивалента в мировой истории: насильно подгонять под существующие юридические конструкции то, что зарождается на наших глазах, бессмысленно. Важно покончить - по крайней мере, на большей части европейского континента - с разделением и конфронтацией, этим наследием эпохи "железного занавеса".
Уже давно подмечено, что чем дальше человек находится от дома, тем сильнее он ощущает свою идентичность. В пределах региона он признает соотечественника лишь в жителе того же города, в котором он сам живет. На другом континенте он признает его в европейце. Будучи европейцем по духу, а не только по географической принадлежности, хотя не имеющим пока возможности юридически принадлежать к Европейскому союзу, я вижу в европейской перспективе не совсем то, что видит в ней француз, норвежец или грек.
Прежде всего, это возможность единства при многообразии различий и расхождений во взглядах. Оказывается, для этого не нужна никакая скрепляющая "национальная идея" - та самая "национальная идея", которую тщетно ищут в сегодняшней России. Распрощавшись, к счастью, с коммунистической утопией, Россия пытается заменить ее экзальтированным патриотизмом, который подчас граничит с истерией, а она, если подумать, не объединяет, а разделяет.
Необходимую и естественную любовь к своей земле, истории, языку и культуре, не нуждающуюся в высокопарных и тенденциозных публичных заявлениях, подменяют идеологической (и, мне кажется, скорее политической) концепцией государственности, которая неизбежно приводит - что бы там ни говорили - к изоляционизму и конфронтации. А в это время страны объединенной Европы, страны очень разные, сближаются (в той мере, в какой это позволяет союз) на основе уважения некоторых фундаментальных принципов: приоритета прав и интересов личности и гарантированных свобод.
Не существует какой-то особенной, специфичной или уникальной демократии, как не существует демократии, "адекватной традициям и истории". Как не может быть - вспомним саркастический афоризм Михаила Булгакова - осетрины первой и второй свежести. Осетрина бывает или свежей, или тухлой. Демократия либо существует, либо ее нет...
То, что на огромном европейском пространстве, где сосуществуют страны с разными государственными структурами и национальными традициями, единое восприятие демократии вот-вот оформится юридически, воплотясь в общие правовые институты и права личности, в равной мере защищенные и неотчуждаемые ни под каким предлогом, будет иметь, на мой взгляд, огромное, поистине историческое значение. И, нравится это кому-нибудь или нет, данный факт сильно повлияет на представление о правосудии в тех странах, которые еще не входят в объединенную Европу...
Поскольку существует тенденция не только к технической, но и к юридической униформизации (приоритет прав человека над правами государственных институтов, международного права над национальным, общая система борьбы с преступностью, представленная хотя бы тем же Интерполом и т.д.), нормы и стандарты, установленные объединенной Европой в своей Конституции, не смогут не оказать влияния на юридическую мысль и законодательную практику стран, находящихся вне ее юрисдикции.
Наконец, это признание всеми необходимости компромисса, без которого любой союз является всего лишь блефом. Мне как русскому, с тревогой следящему за ходом событий в моей стране, спасительная тенденция к компромиссу, проявившаяся в ходе работы над Конституцией объединенной Европы, представляется источником особого вдохновения.
Как известно, даже отрицательный опыт бывает полезен. Те российские наблюдатели, которые благожелательно смотрели на европейскую интеграцию, надеялись, что она стимулирует интеграционные процессы на постсоветском пространстве. Иллюзорность этих надежд сегодня очевидна как никогда. Присутствие страны-гегемона - или только претендующей на этот статус - препятствует любому интеграционному процессу. К тому же не было поставлено ни одной общей для всех цели интеграции - если не считать некоего ностальгического проекта, под которым, в силу эмоциональных и сентиментальных причин, подписывается и автор этих строк.
Но на эмоциях или сантиментах международные отношения не строятся, тем более с такой историей, как наша. Этот негативный опыт полезен в той мере, в какой он служит предостережением: активность так называемых стран-лидеров, проявляющих исключительную энергию в своих объединительных устремлениях, может вызвать реакцию недоверия у стран, лишенных стремления к гегемонии, что сделает союз хрупким и нестабильным. Было бы печально, если бы противоречия одержали верх над единением.
Обратная связь: редакция / отдел рекламы
Подписка на новости (RSS)
Информация об ограничениях