Несколько лет назад, когда я сосредоточился на написании книги об истории оперных певцов, мне приснился сон, в котором я слышал голос певца-кастрата, исполнявшего арию Ombra mai fu (опера "Ксеркс") Генделя. Я не могу точно описать услышанный мною божественный голос, хотя я помню его в деталях: это было нечто среднее между звуком пароходной трубы, завыванием привидения и пением английской оперной дивы Кэтлин Ферриер.

Кастраты (castrati или evirati, как их вежливо называли), вероятно, являются самым странным феноменом в истории западной музыки, и новая выставка, посвященная им в Доме-музее Генделя, выглядит захватывающей. Во времена Генделя эти увлекательные создания приносили самые большие кассовые сборы театрам и музыкальным залам, и состоятельный, шумный и любящий сенсации Лондон был тем местом, где у них появлялись самые верные фанаты. Гендель, как величайший композитор Лондона, писал для них лучшие из своих произведений.

Евнухи были неотъемлемой чертой исламского мира задолго до того, как они появились в Италии XVII века, которая стала единственной западной страной, где широко применялась кастрация: операция считалась незаконной, но родители мальчиков ссылались на несчастные случаи при встрече с дикими кабанами, тем самым отгораживаясь от преследований.

По имеющимся данным, под нож ежегодно отправляли четыре тысячи мальчиков предпубертатного возраста. Из них на успешную карьеру могла надеяться только половина, но возможность грести деньги лопатой и простота первого шага - быстрый надрез канатика, который идет от яичек, - казались слишком соблазнительными и заставляли закрывать глаза на риск.

У гормонального дисбаланса было множество деформирующих последствий. Кастраты жили необычайно долго и были крайне высокими. У них вырастала густая шевелюра на макушке, но не было волос на теле и ногах, а походка становилась неуклюжей, словно подпрыгивающей. Важнее то, что у них не утолщались голосовые связки и не "ломался" голос. А в районе грудной клетки грудь выдавалась вперед.

Все эти физиологические особенности давали кастратам возможность особым образом контролировать громкость звука и дыхание. Композиторы того времени создавали виртуозные оперы в расчете на это. Но, прежде всего, зрителей захватывала яркая меланхоличная красота вокального тембра.

Женщины сходили с ума по кастратам, и, как свидетельствуют лондонские дневники того времени, романтическая связь с одним из этих экзотических созданий считалась заманчивым приключением, чему способствовало и то, что сексуальные отношения с ними не могли привести к беременности (эти бесплодные мужчины все же были способны на эрекцию и оргазм). У кастратов-гомосексуалистов было еще одно преимущество: они с легкостью могли замаскироваться под женщину: в одного из них угораздило влюбиться Казанову.

На протяжении большей части своей карьеры Гендель работал с Сенесино (урожденный Франческо Бернарди), заносчивость которого вне сцены делала его невыносимым. Гендель называл его "чертовым глупцом", но Сенесино был одаренным актером, а также экспрессивным певцом, и Гендель написал для него великолепные роли Юлия Цезаря и Орландо.

Другим кошмаром был Кафарелли (Гаэтано Майорано), для которого Гендель написал арию, которая снизошла ко мне во сне, Ombra mai fu. Позднее у композитора было более счастливое сотрудничество с очень привлекательным Гаэтано Гуаданьо, который пел в "Самсоне", "Теодоре" и в "Мессии".

Закат искусства кастратов пришелся на начало XIX века: Наполеон решил, что издаваемые ими звуки попахивают старым режимом. Постепенно они вышли из моды, а романтическим спросом стали пользоваться полнокровные тенора.

Сегодня музыку, написанную для кастратов, исполняют меццо-сопрано или альты. Но как бы ни было прекрасно пение Джанет Бейкер или Андреаса Шолля, оно звучит как-то не по-настоящему - даже не так, как в моем сне, - и любой поклонник музыки барокко должен испытывать сожаление, что, за исключением новых несчастных случаев при встрече детей с дикими кабанами, эта уникальная раса сегодня вымерла.