Судья с одобрения Путина оглашает тысячестраничную месть арестованному мультимиллиардеру Михаилу Ходорковскому. Месть, если перевести на язык российской юриспруденции, - это обоснование судебного решения. Месть за что? За требование покончить с коррупцией, открыто высказанное Ходорковским в адрес Путина; за поддержку Ходорковским либеральных партий, выступавших против Кремля; за его планы по объединению с американскими нефтяными концернами; за демонстративную независимость и дерзость Ходорковского, которые всегда раздражали российских бюрократов в российских евреях.

Текст судебного решения нельзя понимать дословно. Речь идет не об уклонении от уплаты налогов, не о хищении акций путем перевода их в офшорные компании, не о создании преступного сообщества с целью мошенничества. За подобные преступления прошлого века в "Матросскую тишину" следовало бы отправить всех российских олигархов. Однако они поклялись президенту в безоговорочной преданности.

Речь для Владимира Путина идет о контроле. Президент стоял перед альтернативой: либо владелец ЮКОСа Ходорковский продает более четверти пакета акций компании американскому нефтяному концерну и Кремль утрачивает все возможности своего влияния, либо крупнейший частный энергетический гигант подвергается ренационализации через уголовное дело в отношении Ходорковского. Какая российская шишка не даст здесь слабину! Путин кивнул и предоставил травлю своим судьям. При этом отдел пропаганды Кремля распространяет версию, будто Ходорковский - это единичный случай.

Однако месть и яростное желание взять все под свой контроль - как мотив для стимулирования российской экономики - почувствовали на себе еще и иностранные фирмы. Теперь налоговые органы травят британско-российскую нефтяную компанию ТНК и Japan Tobacco International, требуя с них миллионы. Приобретение концерном Siemens российского предприятия по производству турбин было запрещено антимонопольным ведомством якобы "в национальных интересах".

В случае с Ходорковским Путин должен был высказать принципиальное мнение о свободе личности и экономики. Он выбрал несвободу. Возможно, для нескольких поколений.