Иранскому режиму нужно быстро приспособиться к тому, чего требует его гражданское общество, если он не хочет в скором времени пережить судьбу покойного советского коммунизма, пишет обозреватель Le Figaro Рено Жирар.

Иранскому народу не везет. На выборах 2013-го, а затем 2017 года он высказался за открытость страны. При скудном выборе, который предоставляет ему существующая консервативная теократическая система, народ избрал кандидата, наиболее решительно настроенного на возвращение Персии на международную арену, отмечает автор статьи.

Рухани хотел посвятить свой второй мандат разгосударствлению экономики и борьбе против коррупции, разъедающей властную элиту, начиная с пасдаран (Корпуса стражей исламской революции) и отдельных крупных шиитских религиозных учреждений. Но эта прекрасная программа внезапно обрушилась после решения Трампа о выходе из ядерной сделки 14 июля 2015 года (хотя и превращенной в неприступное убежище резолюцией 2231 Совбеза ООН), о восстановлении всех санкций, об угрозе всем компаниям, которые продолжат торговать с Ираном (за исключением агробизнеса и фармацевтики). Начиная с ноября 2018 года Исламская Республика Иран снова живет в режиме санкций. Ее валюта за год потеряла две трети своей стоимости. Ее экспорт нефти с 2,5 млн баррелей в день снизился до полутора миллионов, поясняет Жирар.

В ходе последней Генассамблеи ООН Рухани проявил себя как ярый сторонник мультилатерализма. Однако иранская поддержка международного правового порядка наступила слишком поздно. Тегеран оказался перед лицом непреклонной Америки, инспирированной скорее саудитами, нежели израильтянами. Для иранцев и без того мучительно отказываться от ядерного оружия, которым обладают четыре державы в их непосредственном окружении: Россия, Израиль, Пакистан и США (Пятый флот ВМС США базируется в Бахрейне). Но Трамп требует большего: он хочет, чтобы Тегеран отказался от совершенствования своего баллистического оружия и от осуществления регионального военного влияния (это военное присутствие в Сирии, поставка вооружения "Хамасу", ливанской "Хизбалле" и йеменским хуситам), указывает обозреватель.

Проблема мулл состоит в том, что им не удается сделать выбор между двумя совершенно разными стратегиями: вновь обрести преимущественное торговое положение на Ближнем Востоке и в Центральной Азии или сохранить силой оружия и ополчения гегемонистскую политику на территориях, которые отделяют их от Средиземного моря, анализирует Жирар.

Иранская молодежь, утомленная экономическим упадком, уже сделала свой выбор. В начале января 2018 года на митингах, направленных против режима, прокатившихся по большинству городов страны, она шла колоннами и выкрикивала: "Никакого сектора Газа! Никакой Сирии! Займитесь Ираном!" Студенты, которых вы встретите на улицах Тегерана, признаются вам, что они ничего не имеют против Израиля и не разделяют антисионистскую одержимость режима. Они подключены к внешнему миру благодаря интернету и обожают западную культуру, описывает журналист.

Когда митингующие прошлой зимой начали выкрикивать на улице "Смерть диктатору!", имея в виду аятоллу Хаменеи, высшего руководителя революции (чья власть намного превышает власть президента), режим действительно испугался, говорится в статье.

Существует иранская шизофрения: режим исламский, а его молодежь уже нет. Во время большой пятничной молитвы мечети почти пустые. Иран соблюдает религиозные обряды меньше, чем другие мусульманские страны. Никто больше не верит в правильность хомейнистского принципа "велаят-е факих" (верховенство полномочий наиболее авторитетного знатока исламского законодательства в сфере законодательной, исполнительный и судебной власти). Если Иран быстро не адаптируется к тому, чего настойчиво просит его гражданское общество, то режим мулл рискует вскоре познать участь покойного советского коммунизма, резюмирует Жирар.