Иракский диктатор свергнут, но его высший дипломатический представитель не собирается покидать Германию. О своей собственной преданности режиму он даже не хочет вспоминать.

Саддам Хусейн оставил после себя малозаметные следы, их порядка тридцати: это гвозди на стенах иракского посольства в Берлине, которые свидетельствуют о том, что здесь портреты Саддама были привычны, как кресты в церкви.

Под двумя такими гвоздями Муаджад Хусейн неловко опускается в кресло, которое стоит в приемной с затхлым воздухом, потертыми коврами и старомодными диванами, куда сквозь светло-желтые занавески проникает солнечный свет. Хусейну 58 лет, при этом у него нет седых волос, зато лицо прорезают глубокие морщины - как у слишком рано овдовевшего мужчины.

Еще несколько дней назад с ним, высшим дипломатом Ирака в Германии и представителем режима Саддама, хотели говорить многие ? тогда он защищал багдадский бастион в Берлине. Хусейн предрекал союзникам поражение, когда их войска уже приблизились к столице, он продолжал называть информацию иракских оппозиционеров пропагандой, когда западные журналисты уже писали о пытках в тюрьмах.

Теперь обо всем этом ? больше ни слова. После окончания войны Хусейн говорит о взглядах, которые, к сожалению, ему десятилетиями приходилось скрывать. И о том, почему он обрадовался, что его сотрудники убрали портреты Саддама. "Наконец, - утверждает Хусейн, - я могу говорить свободно".

Посол теперь ссылается на вынужденные обстоятельства - как и все, кто хочет выйти сухими из воды после падения их диктатур. Клятвы в верности режиму? "Позиция Багдада, которую мы должны были озвучивать". Ужасно, что пытки и преследования длились десятилетиями, он знал об этом, но не мог ничего поделать, говорит он. "Народ уже давно не хотел Саддама". И диктатора сверг народ, а не Америка.

Хусейн работает дипломатом уже 34 года. Он служил режиму Саддама в самых важных посольствах ? в арабских странах и даже в Лондоне. Трудно себе представить, что он так ловко маскировался.

У Хусейна как дипломата сегодня нет ни начальства, ни приказов, вероятно, нет и перспективы. Его семья живет в Аммане, в Иордании, и только сын, как утверждает отец, в последнее время учится в Багдаде. Хусейн ждет от него весточки. Он, как и многие его земляки, пребывает в неизвестности, и в частной жизни, и в профессиональной. Денег в посольстве, говорит он, хватит еще на два месяца.

Официально Хусейн в Германии все еще считается высшим представителем Ирака. Четыре иракских дипломата незадолго до начала войны были высланы из страны по подозрению в разведывательной деятельности, но это подозрение не распространяется на Хусейна. Пока новое правительство не отзовет его или не подтвердит его полномочия, он может оставаться в Германии - его полномочия не закончились с падением правительства. "Я дипломат, я был им до Саддама Хусейна, я остаюсь им и сейчас".

Хусейн подбирает слова, иногда глубоко вздыхает и размышляет. Он много говорит о любви к своему народу, к Германии, к своей работе, но не о вине и грехах. Мол, он, диссидент по духу, всегда был на правильной стороне. Хусейн знает, какого будущего он желал бы своей родине, ? демократии "по немецкому образцу".