Осуждение и приговор, вынесенный Игорю Сутягину в этом месяце, является новым свидетельством того, что судебная система России подконтрольна исполнительной ветви власти. Сутягин, исследователь в сфере контроля над вооружениями, был приговорен к 15 годам тюремного заключения по сфабрикованным обвинениям в шпионаже.

Его дело вновь вызывает ту же обеспокоенность, что и дело Михаила Ходорковского - нефтяного магната, находящегося в тюрьме. Адвокаты по этим делам оказываются под все возрастающим давлением со стороны прокуратуры и государственных органов безопасности. Оба дела превращают в повод для насмешек заявленную приверженность президента Владимира Путина соблюдению правовых норм и обесценивают прогресс судебной реформы.

Одним из главных недостатков советского суда была зависимость его судей от Коммунистической партии. Считалось, что только коммунистическим боссам открыта высшая правда о виновности и невиновности. Таким образом, те, кого преследовали в судебном порядке и судили, почти неизбежно признавались виновными.

В посткоммунистические годы судебная реформа шла со своими взлетами и падениями, однако в ее движении к истинному главенству закона сомневаться не приходилось.

Уголовные и процессуальные кодексы стали более гуманными, независимые юристы стали важным фактором российской жизни; они неоднократно демонстрировали, что могут влиять на события. Снова были введены суды присяжных, устраненные большевиками, что дало надежду на более справедливые решения.

Независимые судьи, не подверженные коррупции, до сих пор остаются скорее целью, чем реальностью, но государство, похоже, потеряло свою неоспоримую власть над судебной системой.

Это было проиллюстрировано несколькими делами - над защитниками окружающей среды Григорием Пасько и Александром Никитиным, дипломатом Валентином Моисеевым, физиком Валентином Даниловым и несколькими другими - теми, кого государственная служба безопасности (ФСБ) привлекла к суду за шпионаж.

Оживляя старый советский менталитет (все контакты с иностранцами вызывают подозрение, а подозреваемые лица должны быть репрессированы), ФСБ выдвинуло обвинения по этим делам при сотрудничестве с сочувствующей Генеральной прокуратурой. Но, когда каждое из этих дел достигало зала суда, защита доказывала, что выдвигаемые обвинения необоснованны и натянуты, и обвинение проигрывало.

Даже если судьи и не оправдывали обвиняемых из-за страха встать поперек дороги ФСБ, они проявляли определенную степень независимости, вынося компромиссные решения - обычно смягчая приговор и позволяя обвиняемым покинуть зал суда после оглашения вердикта.

Путин превратил силы безопасности и правоохранительные органы в оплот своего правления. Кремль в борьбе против политических врагов прибегает к услугам прокуратуры и ФСБ.

Преследование Ходорковского, врага Кремля номер один, было цепью грубых процессуальных нарушений. И прокуратура, и судьи четко понимали: президент хочет, чтобы Ходорковского посадили за решетку (он находится под стражей с октября), и они действовали соответствующе, не обращая особого внимания на то, что утверждают его адвокаты.

Два других человека, связанных с Ходорковским и его бизнесом, провели в тюрьме еще больше времени. Адвокатов по этим делам обыскивали и угрожали им преследованием.

Обвинения против Сутягина строятся вокруг аналитических докладов по вопросам обороны, которые он писал для британской компании, и он сам этого никогда не отрицал. У защиты есть надежные доказательства, что вся информация, содержащаяся в документах Сутягина, была опубликована в открытых источниках и доступна всем желающим. Более того, у Сутягина никогда не было доступа к государственным тайнам.

Обвинения против Сутягина выглядели такими же пустыми, как и обвинения против его предшественников-"шпионов", и казалось, что после оглашения вердикта он тоже выйдет из зала суда, особенно учитывая, что дело должен был слушать суд присяжных.

Оказалось, однако, что даже суд присяжных можно превратить в фарс, когда справедливость подменяется верховной политической волей и "обвинительной предвзятостью". Судья сформулировала вопросы для присяжных таким образом, чтобы подтолкнуть их к даче "соответствующих" ответов.

Например, судья пропустила слово "секретный", спрашивая присяжных о том, передавал ли Сутягин материалы в обмен на деньги. Адвокаты выражали протесты, однако судья их отклоняла. Беседуя со мной о приговоре спустя 10 дней после суда, Борис Кузнецов, адвокат Сутягина, назвал действия судьи в отношении присяжных "вводящими в заблуждение и манипулирующими".

"Мы не проиграли это дело, - добавил Кузнецов, - потому что это был не состязательный процесс. Это не было дуэлью; это был удар в спину".

Адвокаты Сутягина подали апелляцию в Верховный суд, пожаловавшись на действия судьи. А пока "обвинительная предвзятость" судьи по делу Сутягина не просто разрушила жизнь талантливого ученого и его семьи, но и дискредитировала всю российскую судебную систему и поставила под сомнение доверие к только что введенному институту судов присяжных.

Решение Верховного суда будет решающим испытанием: может ли судебная система, по крайней мере, на ее высшем уровне, действовать независимо, или государственный аппарат безопасности и тут не ослабит свою хватку?