В политической игре, которая разворачивается сегодня в России, слышны пугающие отголоски советского прошлого: таинственный стиль президента Владимира Путина, его карьера в КГБ, огромные полномочия, которыми он пользуется единолично. И если в Кремле идет борьба за власть (срок полномочий Путина заканчивается в начале следующего года), люди со стороны к ней не допущены.

В то же время все, кто застал последнюю серию руководителей Советского Союза: Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева - не могут не поразиться отличиям нынешней ситуации. Ни один советский лидер не уходил с поста добровольно. Они просто умирали, а двоих, которые были живы на момент ухода, - Никиту Хрущева и Михаила Горбачева - вынудили отправиться в отставку. Чем старше был лидер, пришедший к власти в постхрущевскую эпоху, тем более коллективным и обставленным ритуалами становилось управление страной. Государственные похороны случались все чаще и проходили по одному сценарию: от специально отобранных скорбящих граждан, которые собирались под задрапированными черной тканью люстрами Колонного зала, до фраз, звучавших в комментариях.

Если прецедент подобной передачи власти и есть, то в недавнем прошлом: когда Борис Ельцин подобрал себе на смену человека неизвестного, но лояльного - Владимира Путина. Тогда ключи от президентского кабинета перешли из одних рук в другие. Ельцин благополучно оставил пост, как только на него заступил Путин, ныне же Путин планирует лишь сменить табличку у себя на двери - с "президента" на "премьер-министра".

Зато действительно "по-советски" россияне следят за переменами на самом верху. Тут уместно будет вспомнить смерть Сталина в 1953 году. В те дни в жизни большинства жителей страны были только террор, война и всеохватный культ личности Величайшего Гения Человечества. Сталина так тесно связывали с худшими страхами и главными надеждами советского народа, что известие о его кончине вызвало массовую панику. Миллионы растерянных и испуганных людей устремились на улицы. Неизвестно, сколько сотен умерли, не выдержав потрясения. А затем шоком стала кампания Хрущева по разоблачению Сталина.

Таким образом, к моменту, когда Хрущева изгнали, обвинив в волюнтаризме, его выжившие товарищи по Политбюро - и многие граждане - были едва ли не одержимы идеей порядка ("poryadok"). При Леониде Брежневе публичные действия лидера тщательно режиссировались и превратились в неизменный ритуал с регулярными появлениями перед народом, заявлениями и похоронами, которые должны были демонстрировать постоянное единство и порядок в Кремле. На Западе изучение фасада коммунистического режима, где стремились обнаружить малейшие изменения или трещины, превратилось в науку советологию, которая обеспечила работой целое поколение дипломатов, шпионов и журналистов.

Я писал обо всех сменах советских лидеров от Брежнева и до самого конца, и каждый раз был поражен тем, что на улицах не заметно тревоги. Конечно же, всем было любопытно, кто этот новый человек, но до самого финала, до Горбачева, не возникало неопределенности, не было вакуума власти, не было борьбы и причин беспокоиться. Радио объявляло о смерти руководителя и о том, кто возглавляет похоронную комиссию - этого человека впоследствии и назначали генеральным секретарем. Никто не надеялся, что новая мумия окажется лучше прошлой, но все знали, что жизнь будет продолжаться.

Теперь, после нового периода разрухи, порядок и преемственность опять оказались в цене. Это во многом и определило популярность Путина и удовлетворение от того, что он одобрил выдвижение Дмитрия Медведева в качестве преемника. Этим же можно объяснить, почему столь малая часть населения недовольна немедленным заявлением Медведева, что в случае победы он назначит Путина премьер-министром.

Свысока глядя на происходящее с Запада, мы не понимаем, почему многие россияне готовы сквозь пальцы смотреть на то, какими методами Путин добился этого порядка. Он подавил оппозицию, взял под контроль телевидение, вновь создал завесу тайны вокруг Кремля. Но это не старый железный занавес. Сегодня у русских гораздо больше личной свободы, чем было в СССР. К тому же будут выборы - или, по крайней мере, их видимость.