Корреспондент портала Atlantico.fr Теофиль Сурдий обратился к Жану-Сильвестру Монгренье из Института международных и стратегических исследований и Филиппу Миго из Французского института геополитики с просьбой ответить на несколько вопросов об украинском кризисе.

Прежде всего, журналист поинтересовался, не ограничит ли европейскую поддержку активистов Майдана тот факт, что часть оппозиции составляют радикальные националистические движения.

"Мне кажется, не следует доверять риторике российской дипломатии, которая заинтересована в том, чтобы раздувать подобные явления шире их реальных масштабов, - считает Монгренье. - Подобные сообщения вписываются в более широкий дискурс, цель которого убедить нас в том, что Украина есть не что иное, как законная вотчина Кремля, а все, кто думает иначе, - фашисты и нацисты".

"Кроме того, не следует слишком строго судить украинский национализм, который уходит корнями в недавнее прошлое страны, пострадавшей в 1920-1930-е годы от опустошительного голода-геноцида (2 млн погибших), вызванного поспешной коллективизацией сельского хозяйства, - напоминает Монгренье. - Учитывая, какой отклик в памяти французов до сих пор имеет бойня в Орадур-сюр-Глан, можно легко догадаться о глубине той неприязни, которую испытывает к России значительная часть украинского народа".

"Брюссель видит лишь то, что хочет видеть, пытаясь задрапировать миноритарную, но очень активную часть оппозиции, - не согласен с коллегой Миго. - Я имею в виду крайне правые партии и группировки с расистской и антисемитской риторикой вроде "Свободы" или "Правого сектора". Получается парадоксальная ситуация: Европейский союз проявляет по отношению к ним снисходительность, хотя всегда чрезвычайно бдительно следит за эволюцией ультраправых сил на свой территории. Такие двойные стандарты вызывают немало вопросов".

"Поэтому сомнительно, что данный факт может как-то ограничить поддержку украинской оппозиции со стороны Евросоюза. Примеры Сирии и балканского кризиса 1990-х годов наглядно продемонстрировали, что Брюссель всегда обмякает при виде якобы демократической и представительной оппозиции, которая, как показывала обстановка на месте, вовсе не была таковой", - делает вывод политолог.

Чем можно объяснить то, что российские власти в целом хранят молчание, хотя имеют явные интересы на Украине? - задает очередной вопрос корреспондент.

"Ни для кого не секрет, что в действительности Кремль в настоящее время очень "продуктивно" осуществляет руководство украинским кризисом: российские разведслужбы действуют в Киеве практически как у себя дома, и ходят слухи, что в стране присутствует знаменитый Spetsnaz - войска специального назначения, - отвечает Монгренье. - Москва считает, что тон задан и остается только ждать, когда Янукович сделает свое дело, раздавив оппозицию. В такой обстановке Путину нет никакой надобности выступать с публичными заявлениями, и молчание позволяет ему казаться умеренным лидером, мирно наблюдающим за развитием событий".

Желание России держаться поодаль - тактический выбор, который легко объяснить, излагает собственное видение ситуации Миго. Поскольку известно, что Москва скорее благосклонно воспринимает действия Януковича, сложно представить, что Кремль осудит украинские власти. В то же время было бы контрпродуктивно официально поддерживать украинское правительство. "Поэтому мы имеем классическую позицию российской дипломатии, которая всегда заключалась в осуждении вмешательства в политическую жизнь суверенного государства", - констатирует исследователь.

Могут ли события на Украине "срикошетить" и вызвать политический кризис в России? - спрашивает корреспондент.

"У Кремля действительно есть серьезные опасения на сей счет, хотя сейчас еще сложно говорить, что такой сценарий на самом деле может реализоваться, поскольку народная поддержка Владимира Путина остается относительно высокой, - полагает Монгренье. - "Оранжевая революция" 2004-2005 годов уже вызывала тревогу о возможном распространении на российскую политическую сцену, однако никаких конкретных последствий так и не последовало".

Риск того, что украинские события могут перекинуться на Россию, представляется Миго фантастическим: "Если сегодня в мире и есть народ, скептически относящийся к идее революции, то это российский народ, заплативший за 1917 год 70-летней эпохой "коммунизма" и десятками миллионов погибших".

Можно ли сказать, что сейчас ЕС расплачивается за недостаток геополитического единства, который уже проявлялся в прошлом?

"Если не вести себя как держава, по определению не будешь иметь влияние на международной арене, в этом-то и заключается проблема Евросоюза, - объясняет Миго. - Если ЕС хочет влиять на развитие событий, ему нужно сформировать общий политический курс в дипломатической и военной сфере в соответствии с демографическими, финансовыми и технологическими возможностями. Но, как известно, все пока не так. За неимением такой воли Брюссель является всего лишь игроком второго эшелона, который ограничивает свой политический проект продвижением демократии и либерализма. Разумеется, это две очень притягательные модели, но сами по себе они еще никому не позволили утвердить собственную точку зрения и свои интересы".