Практически у каждого, кто когда-либо работал в правительстве, есть своя история (которая, возможно, рассказывается и пересказывается сейчас, принимая во внимание бурные дебаты вокруг Ирака) о важном решении, принятом на основе информации, впоследствии оказавшейся ложной. Моя любимая история относится к августу 1998 года, когда за три дня до намеченной поездки Билла Клинтона в Москву ЦРУ сообщило о смерти президента России Бориса Ельцина.

В 1998 году новость о том, что Ельцин умер, казалась не более невероятной, чем в 2003 году - о том, что в Ираке есть оружие массового поражения. Это вполне соответствовало тому, что мы знали о его здоровье, привычках и тайнах вокруг предыдущих болезней. Никого не удивило отсутствие официального заявления. Финансовый кризис, обрушившийся на Россию за 10 дней до этого, послужил толчком для политического кризиса, и мы все предположили, что в Кремле идет жестокая закулисная борьба за освободившееся место.

В последовавших суматошных телефонных переговорах каждое правительственное агентство сыграло свою привычную роль. ЦРУ было полностью уверено в своем источнике, но не хотело его выдавать. Совет национальной безопасности, зная, что Клинтон не особенно мечтал об этой поездке, выступал за немедленную отмену. Госдепертамент (который в данном случае представлял я) настаивал, что мы будем выглядеть крайне глупо, если отменим поездку по причине смерти Ельцина, а потом выяснится, что он жив.

В конце концов мы решили, что либо русские разрешат заместителю госсекретаря Стробу Тэлботту, который как раз был в Москве в преддверии саммита, встретиться с Ельциным в течение 24 часов, либо визит Клинтона будет отменен. Ничто больше убедить нас не могло - ни телефонный звонок, ни телевизионное выступление, ни свидетельства врачей. На следующий день Ельцин, румяный и здоровый, приветствовал Тэлботта в своем кабинете, а через два дня Клинтон полетел в Москву.

По окончании поездки я позвонил аналитику ЦРУ, ссылавшемуся на ложный доклад. Он как будто извинялся. "Вы должны понять, - сказал он, - прошлой весной мы упустили информацию о ядерных испытаниях в Индии и Пакистане. Мы находимся под серьезным давлением и очень не хотим пропустить что-нибудь еще".

Некоторые из уроков этой истории точно такие же, что и уроки, извлеченные из дебатов по Ираку: уязвимая разведка слишком слаба, чтобы принимать ответственные решения; если информация соответствует тому, во что мы верим или хотели бы поверить, то ее практически не проверяют.

Но в эпизоде с несостоявшейся смертью Ельцина в 1998 году содержится еще один урок, который, к сожалению, не входит в число обсуждаемых сейчас вопросов. Когда политики получают небезупречную информацию о серьезной проблеме (что происходит практически всегда), что должны делать они? И тогда, и сейчас ответ один: переложить бремя ответственности на другого.

Если бы нам в тот раз отказали во встрече с Ельциным, это не доказывало бы, что он умер. Но мы все равно отменили бы визит. Несговорчивость русских - а не плохая разведка - не оставила бы нам выбора.

Начало войны и отмена визита - это, конечно, совершенно разные вещи, но с Саддамом Хусейном администрация Буша поступила по той же схеме: его заставили доказывать, что американская разведка ошибается, так что ответственность за войну легла на него, а не на Америку.

Очевидно, президент Буш и его советники не рассчитывали на сотрудничество Саддама, и могли бы начать войну, даже если бы он оказал содействие в поисках оружия. Но даже если бы администрация в других сферах этой же проблемы поступала иначе, подвергнуть Ирак испытанию было все же необходимо. В наших дискуссиях по поводу войны мы должны признать, что администрация устроила Саддаму Хусейну правильное испытание и что он его не выдержал.

Когда Америка потребовала, чтобы Ирак последовал примеру таких стран, как Украина и Южная Африка, попросившие международной помощи в уничтожении оружия массового поражения, она установила планку очень высоко, но сделала это не без оснований. Устроенное испытание должно было отражать длинный послужной список Саддама, включающий историю приобретения, применения и сокрытия этого оружия. Что не менее важно, результаты такого теста должны были успокоить сомнения скептиков по обе стороны, либо являясь поводом для войны, либо демонстрируя ее оправданность.

Кто-то может возразить, что при таком подходе Саддам Хусейн признается виновным, пока не доказано обратное. Они правы. Но такая логика не является изобретением администрации Буша. Когда в 1998 году Саддам Хусейн выгнал инспекторов ООН, президент Клинтон начал бомбить Ирак через несколько дней - не потому что мы знали, что у них есть оружие, а потому что они мешали нам выяснить этот вопрос.

Решение о начале войны практически никогда не основывается на том, что мы знаем или думаем, что знаем. Данные разведки всегда подвергаются сомнениям. Вместо этого мы реагируем на действия второй стороны. Так мы вступили в войну в Ираке. В следующий раз, когда перед нами будет стоять выбор, вне зависимости от того, станет ли наша разведка лучше, мы почти наверняка поступим точно так же.

Стивен Сестанович - сотрудник Совета по международным отношениям и профессор международной дипломатии в университете Колумбия. С 1997 по 2001 год был послом США в СНГ.