"Великая Отечественная война, развязанная Гитлером 22 июня 1941 года, остается вездесущей. Культ героев превратил болезненный конфликт в альтернативу религии, которая при Путине ведет страну на политически опасную территорию", - пишет швейцарское издание Neue Zürcher Zeitung.

"Когда на рассвете 22 июня 1941 года почти 4 млн солдат вермахта и его союзников вторглись в Советский Союз, Брестская крепость стала одной из их первых целей. У защитников не было ни единого шанса. Нападение застало их врасплох, поскольку Иосиф Сталин пренебрег всеми предостережениями. Он полагался на заключенный с Адольфом Гитлером пакт о ненападении, в рамках которого всего двумя годами ранее, после совместного разгрома Польши, обе армии провели в Бресте торжественный военный парад", - повествует журналист Иво Мийнссен.

"Однако восемьдесят лет назад вместе с операцией "Барбаросса" начался самый кровопролитный конфликт в мировой истории. К 9 мая 1945 года Великая Отечественная война унесла жизни 27 млн человек с советской стороны и 5 млн с немецкой".

"При Сталине отношение к этой сокрушительной победе оставалось противоречивым. Режим был обязан ей своим выживанием, но для триумфа слишком заметными были следы войны. Каждой семье пришлось оплакивать погибших, а те, кто вернулся, получили физические и психологические травмы. Лишь через двадцать лет после войны, при генсеке Леониде Брежневе, эта травма стала заменой религии, объединившей общество", - говорится в статье.

"В 1965 году Брежнев, на всю жизнь которого также наложила отпечаток военная травма, использовал "День Победы", чтобы превратить все население в коллектив героев - от Сталина и генералов до ветеранов и жертв среди гражданского населения".

"В брежневской войне многонациональный "советский народ" объединился, чтобы разгромить превосходящего по силе врага. Особое почтение было отдано тем городам-героям, где прошли самые кровопролитные сражения: крупным городам, таким как Ленинград (сегодня Санкт-Петербург), Сталинград (Волгоград) и Москва, региональным центрам Киеву, Минску, Одессе и Севастополю, а также незнакомым Западу городам, таким как Тула, Новороссийск, Смоленск, Мурманск, Керчь и Брест".

"Самоотверженность героев, восторгался Брежнев в 1965 году, провозглашая Брестскую крепость крепостью-героем, является "воплощением патриотизма и великой силы духа". (...) Так культ войны стал универсальным политическим и общественным оружием: используя память о войне, государство требовало от населения лояльности и достижений, но при этом оставляло ему и место для скорби по павшим и убитым. В зависимости от международной обстановки память служила для легитимизации политики разрядки или политики вооружения. Возведя города на высшую ступень пантеона, Брежнев перевел индивидуальный героизм в коллективный", - полагает автор статьи.

"Активное использование культа войны для решения всевозможных проблем достигло своего предела в 1970-х годах. На заводах буйно разрастались кампании, которые подгоняли население к достижению рекордных результатов во имя памяти. Рабочие бригады должны были выполнять дополнительные нормативы сначала ради одного, затем двух павших "героев Советского Союза". Протеста общественности не было. Но рабочие роптали".

"Как средство повышения внутренней мотивации культ войны исчерпал себя: если в 1960-х годах требования государства к населению росли одновременно с уровнем жизни, то в результате стагнации стали возрастать проблемы со снабжением. Особенно в провинциальных городах-героях, таких как Тула, Смоленск или Мурманск, которые были награждены с опозданием, накопились огромные ожидания. И теперь люди были разочарованы отсутствием ожидаемых привилегий".

"Например, несмотря на то, что Тула была центром сельскохозяйственного производства, людям приходилось ехать два часа в Москву, чтобы запастись мясом. Это жители города-героя воспринимали как унижение. Достойная жизнь, которую Советский Союз всегда обещал своим героям, не состоялась".

"Экономическое и идеологическое истощение, которое в конечном итоге привело к распаду многонациональной империи в 1991 году, повлияло и на память о войне, - продолжает NZZ. - С приходом гласности историки начали подвергать сомнению и развенчивать фантастические героические мифы. В "День Победы" в 1990 году тогдашний глава спецслужб Владимир Крючков и вовсе сравнил разрушительный эффект критического представления истории с немецким вторжением в начале Великой Отечественной войны".

"Когда в конце 1999 года к власти пришел Владимир Путин, (...) культ Великой Отечественной войны вновь стал идеологическим стержнем режима. Путин торжественно проводит военные парады, реставрирует памятники и укрепляет "патриотическое воспитание" школьников. Пополнился и список городов-героев: в 2006 году президент издал указ о присвоении городам звания "городов воинской славы" - в эту группу входят сегодня 45 участников".

"Отбор городов стал гораздо более политизированным (...) и с присоединением Крыма даже вышел за национальные границы, - отмечает Мийнссен. - (...) Смешивая современные и исторические, эмоциональные и международно-правовые границы, Путин вступает на опасную территорию. Аннексия Крыма привела к международной изоляции России и завела ее в экономический тупик. Внутри страны она подпитывает авторитарные тенденции режима".

"Вряд ли стоит удивляться тому, что Кремль опирается на славу городов-героев для поддержки своей милитаристской великодержавной политики. Тот факт, что эти мощные символы Советского Союза пережили его распад, делает их воплощением имперской фантомной боли, которая продолжает преследовать политическую элиту России. Впрочем, - заключает NZZ, - эта интерпретация не лишена альтернатив: с положительной стороны, память о войне символизирует общественную сплоченность и убежденность в том, что Россия больше никогда не должна пережить мировую войну - именно потому, что победа была столь сокрушительной".