Через шестьдесят лет после окончания Второй мировой войны президент Джордж Буш и другие мировые лидеры собрались в Москве, чтобы почтить победу союзников над державами оси. Основные противоречия в связи с церемонией празднования 9 мая касались визита президента Буша в Латвию и его упорное стремление напомнить миру, как Балтийские государства были дважды преданы - один раз в начале войны, когда пакт Гитлера-Сталина позволил Советскому Союзу оккупировать их и включить в состав СССР, а второй раз в конце, когда освобождение силами Красной армии привело к десятилетиям советского доминирования.

Так вышло, что между этими двумя событиями был и еще один эпизод виновности Кремля, не менее значимый, но о котором редко вспоминают: преступная небрежность, с которой Сталин позволил нацистской Германии подготовить внезапное нападение на Советский Союз 22 июня 1941 год.

Даже в ретроспективе масштаб наступления Гитлера поражает. Согласно книге Константина Плешакова "Сталинский просчет", в немецком наступлении участвовали 3,2 млн солдат, 2 тысячи самолетов, 3350 танков и 7184 единиц артиллерии, и они быстро сломили оборону Советского Союза, продвинувшись в первые 10 дней на 350 миль. 900-дневная блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 года. Минск был взят в августе, а Киев - в сентябре. В декабре немецкие войска дошли до пригородов Москвы. Советские потери были ужасающе огромны. Только под Киевом было разгромлено пять советских армий, что привело к захвату более 600 тысяч советских солдат. Были захвачены огромные территории, и за победительным движением вермахта следовали мобильные опергруппы (печально известные айнзатцгруппен). К концу 1941 года они убили почти миллион советских евреев - еще до Ванзейской конференции 20 января 1942, на которой лидеры Германии приняли решение использовать газовые камеры.

Как совершенно ясно показывает Дэвид Мерфи в книге "Что знал Сталин", именно упрямое высокомерие Сталина позволило катастрофе свершиться. К его услугам была масса свидетельств надвигающейся беды: советские шпионы в Европе и Японии, равно как и Госдепартамент США и британское правительство, а также советские пограничники регулярно сообщали о том, что нацисты готовятся к наступлению весной 1941 года. Всего за несколько часов до вторжения немецкие дезертиры перешли границу, чтобы предупредить советские войска.

Сталин игнорировал все эти предупреждения. Он был одержим идеей, что если он не станет провоцировать Гитлера, то войны не будет. В действительности Сталин сделал все, что мог, чтобы выполнить свои обязательства в качестве союзника. Он позволил японцам переправлять стратегические материалы в Германию через советскую территорию, он разрешил ремонтировать немецкие корабли на советской военно-морской базе в Мурманске, предоставлял люфтваффе информацию о погодных условиях в Северном море во время "битвы за Англию" осенью 1940 года - все без толку. Он даже предоставил люфтваффе, отмечает Мерфи, "свободу проводить неограниченные рекогносцировочные полеты над Советским Союзом" - самая, возможно, чудовищная ошибка.

Вместе "Просчет Сталина" и "Что знал Сталин" предоставляют новый взгляд на план "Барбаросса", как называлось вторжение Гитлера. И Мерфи, и Плешаков имели доступ к ранее закрытым советским архивам и узнали интереснейшие и яркие детали из тех материалов, коорые они там обнаружили.

Мерфи, который в 1950-х возглавлял берлинскую оперативную базу ЦРУ, прежде чем стать директором "советского" отдела ЦРУ, выносит суждения на основании тщательного исследования. Его заключение неопровержимо: взяв под личный контроль все аспекты политики, Сталин сделал страну уязвимой, в том числе ее мирное население. Немногие советские политики и военные - если такие вообще были - осмелились бы ставить под сомнение решения Сталина или предоставлять информацию и делать аналитические выводы, противоречащие тому, что, как они знали, он хотел услышать.

Задним числом, вспоминая о массовых жертвах на советской земле, легко обвинять советских генералов и дипломатов в том, что они не настояли и не заставили Сталина понять очевидную истину неизбежности вторжения. Однако в таком случае нам пришлось бы забыть, что всего несколько лет назад в ходе массовых репрессий были уничтожены десятки тысяч офицеров Красной армии и чуть ли не весь состав Центрального комитета. Сталин установил такие правила, что немногие здравомыслящие люди, которым была дорога их жизнь, не смели ему противоречить.

В "Сталинском просчете" Плешаков, российский историк, тщательно анализирует первые 10 дней немецкого вторжения, представляя почасовую хронику поведения Сталина и его генералов летом 1941-го. Он передает смятение среди офицеров и солдат, которые ощущали приближение катастрофы, но не могли проявлять инициативу. Армии, которым надо был дать приказ об отступлении, отправляли в безнадежное контрнаступление.

Отдавались бессмысленные приказы "разбить врага" - как будто такой приказ от могущественного Сталина мог сам по себе остановить натиск нацистов.

Плешаков рассуждает о том, что Сталин воспринимал Гитлера как "альтер эго, родственную душу в некотором странном роде", единственного, возможно, в глазах Сталина "человека, способного сравниться с ним в величии". Это кажется иронией судьбы для такого человека, как Сталин, чья подозрительная натура слишком часто выплескивалась в виде смертельно опасной паранойи - как однажды отметил Александр Солженицын, Гитлер был единственным, кому Сталин действительно доверял, но и тот его обманул.

Джошуа Рубенштейн, директор северо-восточного подразделения Amnesty International USA, автор книги "Материалы КГБ об Андрее Сахарове".