В последние 50 лет ни одно другое слово политического вокабуляра не употребляли и не злоупотребляли им так часто, как словом "маккартизм". Частью грустного наследия короткой, но мрачной карьеры сенатора-демагога Маккарти в начале 1950-х стал термин, который с тех пор произнесли столько раз, что он практически утратил свое значение.

Вместе со связанной с ним "охотой на ведьм" это слово стало заклинанием, к которому прибегают в попытке отклонить любое неудобное обвинение, ложное или правдивое. И слышать это слово в контексте, в котором оно звучит веско, не просто необычно - практически уникально. Речь идет об осуждении предлагаемого бойкота израильских университетов и ученых.

Кампания по введению такого бойкота уже давно тянется, но в полную силу развернулась лишь недавно в ассоциации британских преподавателей. (Как и в случае с маккартизмом и Маккарти, термину "бойкот" свое имя отдал горемыка капитан Чарльз Бойкот, хотя в его случае это немного несправедливо. В 1870-х годах он был ирландским землевладельцем, и, хотя в те времена были и другие, еще более жестокие люди, именно его националистический лидер Чарльз Стюард Парнелл выделил и подверг остракизму, уподобив прокаженному.)

Защитники нынешнего бойкота сознательно построили его по образцу предыдущей кампании против Южной Африки поколение назад, и, когда Израиль осуждают как "государство апартеида", это сознательное политическое сравнение. Правильно это или нет, другой вопрос. Но чего не замечал в те времена практически никто - хотя мне, когда я работал в ЮАР, это бросалось в глаза - так это то, что в кампании против апартеида использовались методы не просто похожие, а идентичные маккартизму: бойкоты, черные списки и клятвы верности.

Точнее, это были средства, использовавшиеся не столько самим Маккарти (его излюбленными методами были безрассудное обливание грязью или необоснованные обвинения), сколько участниками более широкой антикоммунистической кампании в США в десятилетие после 1945 года, которое прошло под знаком "маккартизма". Тогда сценаристы или режиссеры Голливуда с коммунистическими связями попадали в "черные списки", а лекторы могли потерять работу - но могли и сохранить ее, если "очищались", отрекшись от коммунизма.

30 лет спустя представители шоу-бизнеса и спортсмены, работавшие в Южной Африке, точно так же заносились в черные списки. Они тоже могли очиститься, если осуждали апартеид. Любой аргумент о том, что эти методы нелиберальны и даже тоталитарны, встречались настойчивым указанием на то, что апартеид насколько порочен, что тревоги по поводу академической свободы и прав человека следует отмести.

Участники того бойкота неизменно твердили: "Я всегда поддерживал академическую свободу, но моя ненависть к апартеиду сильнее", что было не только лицемерной ошибкой, но и элементарным смешением категорий.

Те, кто выступал против южноафриканского бойкота, говорили, что многие ученые были среди самых громких критиков режима апартеида, но это, в свою очередь, было тем, что адвокаты называют слабым пунктом. Допускалось, что политические взгляды конкретного ученого должны быть критерием, по которому будут судить его и его работу, так же как и его пригодность функционировать в более широком международном научном сообществе.

Теперь произошло то же самое. Противники бойкота говорят, что многие израильские ученые и преподаватели были смелыми критиками поселений и плохого обращения с палестинцами, в то время как сторонники бойкота говорят, что израильские ученые, которые публично осудят политику своего правительства, будут освобождены от бойкота. Это та же ошибка, что и раньше. Что делать с израильским ученым, скажем физиком или филологом, скажем наивысшего научного статуса, который поддерживает аннексию Западного берега? И если уж проводить бойкот, то было бы наверняка более честно, если бы он распространялся на всех израильтян вне зависимости от политических взглядов.

По иронии, параллели можно найти и с другой стороны. Любой журналист, который хочет работать на немецкое издательство Springer group, должен сделать заявление о поддержке права Израиля на существование. С какой стати? Борьба с угнетением достойна восхищения, но настаивать на том, что никто в свободном обществе не должен делать никаких политических заявлений для того, чтобы получить не связанную с политикой работу, - это значит бороться за более важный принцип.