Кинорежиссер Андрей Кончаловский в третий раз занялся оперой, поставив монументальную "Войну и мир" Сергея Прокофьева, которая сегодня идет в Королевском театре в Мадриде в превосходной постановке санкт-петербургского Мариинского театра совместно с нью-йоркской Метрополитен-опера. В представлении занято более 400 артистов.

Кончаловский принадлежит к легендарному кругу артистов. Его дед, художник Петр Кончаловский (он рисовал декорации к опере "Кармен", демонстрировавшейся в Большом театре, и ему поручали - вместе с Коровиным - нарисовать декорации к спектаклю, поставленному в честь 1-ой годовщины Октябрьской революции) привил своему внуку любовь к Испании.

- Ваши отношения с Испанией уходят в детство?

- Да. До русской революции моя бабушка много раз ездила в Испанию вместе с моим дедом-художником. С детства я был окружен эскизами, сделанными на корриде, рисунками мах. Кроме того, в доме разговоривали по-испански. Это был наш второй язык. Мой дядя женился на испанке, из числа тех, что прибыли в Россию, когда в 1936 году в Испании началась гражданская война. В детстве я видел в нашем доме художника Альберто Санчеса, и не забыл его жестов и его удлиненное, как у грека, лицо. В доме танцевали хоту, малагенью, севильянас.

- Вы долго учились игре на фортепьяно вместе с вашим братом. Вы оставили музыку, чтобы заняться кино?

- К сожалению, скоро я понял, что у меня нет достаточных способностей, чтобы стать музыкантом. С другой стороны, занимаясь музыкой, я был ограничен исполнением определенных произведений, в то время как кино открыло мне возможности для творчества.

- Сейчас вы пишете сценарий на испанскую тему: Эрнан Кортес.

- Да, это так. Хочу развеять миф о том, что на Кортесе лежит главная ответственность за уничтожение доколумбианской мексиканской культуры. В действительности все обстояло иначе. Теперь я хочу пропитаться духом Испании, ее музыкой, песнями, зажигательными танцами, архитектурой и живописью.

- Вы были другом кинорежиссера Сергея Бондарчука и даже сняли его в своем фильме "Дядя Ваня". Есть ли в постановке "Войны и мира" что-то из четырех картин Бондарчука, снятых по этому роману Толстого?

- Я этого сознательно не делал. У Бондарчука был талант, но ему не хватало кинематографической культуры. Его массовые сцены образцовы и грандиозны. Наша дружба не мешала нам спорить.

- После "Евгения Онегина" в Ла Скале и "Пиковой дамы" в Театре Ла Бастилья это ваша третья авантюра в области оперной режиссуры. В этом смысле вам помогает ваше музыкальное детство?

- Конечно. Постановка оперы очень отличается от кинопостановки. Но музыка, ее понимание, это мне очень помогает.

- Прокофьев пишет "Войну и мир" и в то же время сочиняет музыку к фильмам "Иван Грозный" и "Александр Невский". Оказывает ли кино влияние на сочинением музыки?

- Это разный язык, разные подход и эстетика. Слепому может нравиться опера, а немому кино. И что это будет означать? Что все необходимо рассматривать в специфическом контексте. В опере главное режиссура и музыка. В кино все по-другому. В "Войне и мире" я искал сценические решения.

- Гергиев известен своим капризным характером.

- У нас прекрасные отношения. Это великий артист, для которого время не имеет значения. Для него время это музыка.

- Какое значение в опере имеет хореография?

- Танец в опере имеет второстепенное значение. В "Войне и мире" хореография встраивается в общую драматургию. Например: сцена бала Наташи. Там показаны почти все действующие лица и их взаимоотношения.

- Как превратить потенциальных актеров в певцов?

- Лучше всего это сравнить с работой скульпторов эпохи Возрождения. Им давали кусок мрамора, дерева, гранита, бронзы или золота. Певцы тоже: одни из золота, другие из дерева.

- Россия спасется?

- Об этом уже сказал Чехов. У нас трагическое восприятие жизни. Мы, русские, рассматриваем жизнь как постоянную, непрекращающуюся трагедию. И Россия продолжает жить с этой трагической незавершенностью.

- Вы сказали, что кинематографисты - это дети, избалованные советским режимом. Вы тоскуете по этим временам?

- Мы всегда тоскуем по прошлому. Опять вспоминаются слова Чехова. Мы тоскуем по молодости.