Интервью, перепечатанное из Frankfurter Allgemeine Zeitung

- Насколько важно, господин Коль, чтобы Европейская конституция была принята в течение этого года?

- Желательно, чтобы Европейский союз как можно быстрее принял конституцию, но устанавливать новые сроки не стоит. Проект, представленный Конвентом, является полезным компромиссом, но никто не ожидал, что напряженность после Брюссельского саммита будет такой высокой. Ирландский премьер-министр унаследовал проблемы и продолжает посредническую деятельность. Следующими председателями ЕС будут Нидерланды и Люксембург. Во главе этих стран находятся активные сторонники европейского единства, которые с удовольствием будут заниматься решением вопроса о принятии европейской конституции. Конечно, провал саммита вызвал сильный шок.

- Чем можно объяснить подобный провал?

Дебаты по Ираку доминировали над всеми другими темами. Если бы не было разногласий по этому вопросу, саммит в Брюсселе не завершился бы провалом. Не доставало готовности принять во внимание вполне понятные интересы различных стран. Важно, чтобы не появилось директории некоторых крупных стран, доминирующих над другими странами.

Именно сейчас, когда зарождается союз 25 государств, следует вспомнить фразу, произнесенную Уинстоном Черчиллем в 1946 году в Цюрихе. Он говорил, что малые страны стоят столько же, сколько и крупные и что их вклад в общее дело достоин уважения. Но сейчас разделение на большие и малые государства становится критерием. И это не может не наносить ущерб Союзу, в котором на долю меньше трети государств приходится три четверти всего населения ЕС.

Если в Германии 82 млн жителей, а во Франции и Великобритании - 52 млн, население большей части государств составляет меньше 10 млн человек. Если слова Черчилля не будут учтены, то будущая Европа окажется в сложном положении. Раздражение, продемонстрированное в Ницце, уже привело к негативным последствиям. Заявления Жака Ширака в отношении Польши вызвали понятное возмущение. Поляки говорят: "В течение 50 лет мы получали приказы из Кремля, мы не намерены следовать приказам из Елисейского дворца".

- Вы считаете предложение о двойном большинстве ошибочным?

- У меня нет простого решения. И здесь нужны компромиссы, и я уверен, они возможны.

- Однако Германия и Франция утверждают обратное.

- Они не смогут отказаться от компромиссов. Мы должны отказаться от идеи, что численность населения страны выражается в количестве голосов. С самого начала, с Римских соглашений 1957 года, ни голоса совета министров, ни количество депутатов Европейского парламента не являются точным отражением численности населения какой-либо страны.

Даже самый большой парламент в мире, сенат США, не подчиняется этой логике. Здесь у каждого штата два места, несмотря на то, что численность населения Калифорнии в 40 раз превышает численность населения Вермонта. Мне кажется, что градуированная модель бундесрата прекрасно функционирует.

Авторитет страны зависит от экономики, культуры и репутации, а не от демографии. В расширенной Европе надо будет активнее практиковать культуру компромисса. Это укрепит доверие. Я воспринимаю как дурной тон после провала угрозу сокращать финансирование.

- Вы советуете правительствам Берлина и Парижа сделать шаг назад?

- Важно, чтобы Париж и Берлин помнили о предпосылках, которые ранее были очевидными. Самой важной является доверие. Его нельзя навязать, можно лишь завоевать. Германия - страна с самыми протяженными границами и самым большим количеством соседей. Впервые в нашей истории мы окружены друзьями и партнерами.

У нас сложная история: у четверти населения Европы сохранились личные воспоминания о временах Гитлера. В 50-е годы Аденауэр однажды сказал, обращаясь к узкой группе соратников: "Мы, немцы, в течение 50 лет страдали манией величия, но теперь в течение других 50 лет мы должны быть совсем другими". Эти 50 лет прошли, и я бы не хотел, чтобы кто-то воспринял это как разрешение творить что угодно.

- Ось Франция-Германия всегда была двигателем европейской интеграции. Почему сегодня она воспринимается как угроза, особенно новыми членами ЕС?

- Не сколько как угроза, сколько как господство. Когда Франсуа Миттеран и я выступали с предложениями, мы предварительно консультировались с другими странами. Это мы интерпретировали франко-германскую дружбу как двигатель европейской интеграции. Сегодня все наоборот. Страны, входившие в Варшавский договор, слишком долго находились под господством Москвы и не хотят вновь оказаться в зависимом положении. Это справедливо и естественно.

- У новых стран иная концепция суверенитета, и им нужен иной суверенитет, чем немцам. Вы не думаете, что франко-германское предложение по распределению голосов может быть ответом на эти различия?

- Компромисс будет найден. Возьмем, к примеру, три государства: Эстония, Латвия и Литва. Им нужно время. Именно нам следует предоставить им больше возможностей, не будем забывать, что мы, немцы, пактом Гитлера-Сталина предали их. С созданием европейского дома мы сделали большие шаги вперед, и после достижения такого рубежа, как евро, поражение окажется еще более невыносимым.

- Вы говорите, что мы еще дальше от единой внешней политики, чем пять лет назад?

- Вероятно, водоразделом оказалась война в Ираке.

- Но, совершенно очевидно, новые страны не хотят, чтобы в нынешней Европе доминировали Франция и Германия?

- Я так же не представляю Европу, в которой бы господствовали Германия и Франция.

- Но таково, как кажется, реальное положение вещей.

- Может быть. Но я бы не хотел, чтобы такой была политика Германии будущего. Нынешний канцлер и его министр иностранных дел действуют вне истории. Поэтому исходят из ошибочных предпосылок. Географическое положение Германии, в центре Европы, требует и осуществления центристской политики.

- Что это означает?

- Что было бы ошибочным настаивать на Европе с двумя скоростями. Часть сторонников этой модели хочет, чтобы часть европейских стран была авангардом, а вся остальная Европа была бы зоной свободной торговли. Европа, как зона свободной торговли, в которой единственным связующим звеном будет евро, обречена на провал.

Евро будет иметь долговременный успех, если будет достигнут политический союз, который станет завершающим этапом объединения Европы. Этого можно добиться постепенно.

Кто выступает за Европу с двумя скоростями, должен просить согласия всех 25 стран. Но ни один их новых членов ЕС не заинтересован в реализации такого проекта, который опускает их до уровня стран - не членов ЕС. И речь не идет лишь о Польше: этого не хотят также ни Чехия, ни Словакия.