"Кто же начнет в России революцию? Уж конечно, не господин Бронштейн, потягивающий кофе с молоком в Café Central (известное венское кафе. - Прим. ред.)!" Этими, вероятно недостоверными, словами, как говорят, тогдашний министр иностранных дел Австрии высмеял большевистскую революцию в России. Он не догадывался, что господин Бронштейн, более известный как Лев Троцкий, станет гораздо известнее его самого.

Это одна из историй, которые приводятся в каждом туристическом путеводителе (наряду с рассказом о венском официанте, который, как говорят, заметил: "Я всегда знал, что Лев Бронштейн далеко пойдет, но никогда не думал, что он уйдет, не заплатив мне за четыре чашки мокко"). Однако данная история довольно четко отражает отношение политиков, входящих в правительство, к тем, кто в правительство не входит, а живет в политическом изгнании. Несколько лет назад в зале конгресса я слушал, как группа беженцев из Северной Кореи рассказывает душераздирающие истории о своем аресте, о голоде, каторге и побеге. Поначалу аудитория, в основном младшие сотрудники конгресса, вежливо слушала. Но беглецы говорили бессвязно, перевод был ужасным, а микрофон искажал и без того малопонятную речь. Тихо, один за другим слушатели стали выскальзывать за дверь в конце зала, и их можно понять.

Главное не повторить ошибку, которую приписывают австрийскому министру. Как бы патетично и маловразумительно ни держались изгнанники, важно понять их значимость, пока они вновь не вернулись к власти. Или хотя бы нужно принимать к сведению их слова, ведь они могут отражать споры, которые идут внутри закрытого общества, но не могут быть озвучены во всеуслышание.

Именно эти соображения заставили меня обратить внимание на заявление, которое недавно сделала группа иранских эмигрантов - оно было напечатано на этой неделе в журнале New York Review of Books. Заявление "О конференции по Холокосту, проведенной при поддержке правительства Ирана" стало ответом на удивительную встречу отрицателей Холокоста, которая произошла в декабре в Тегеране под покровительством иранского президента Махмуда Ахмадинежада. В основном это событие было встречено в мусульманском мире молчанием.

Возмущенные этим молчанием, более ста иранцев, проживающих в Соединенных Штатах и Европе, - в их числе писатели, журналисты, режиссеры, историки, ученые и правозащитники, люди различных политических взглядов - опубликовали свою декларацию. Ее цель - показать миру, что по крайней мере часть иранцев с отвращением воспринимает попытку правительства "сфальсифицировать историю". (Полный текст заявления можно прочитать здесь - http://www.nybooks.com/articles/19831.)

"Мы, нижеподписавшиеся иранцы", начинается заявление, "придерживаемся различных взглядов на палестино-израильский конфликт", "признаем, что хладнокровная попытка "окончательного решения" нацистами еврейского вопроса и кампания по геноциду евреев и других меньшинств в ходе Второй мировой войны представляют собой неоспоримые исторические факты" и осуждаем то, что "отрицание этих отвратительных преступлений стало инструментом пропаганды" в Исламской Республике Иран. Затем в заявлении говорится, что нынешнее правительство Ирана "в числе прочего отказывается признавать массовые казни собственных граждан в 1988 году". Завершается заявление данью "памяти миллионов евреев и неевреев, павших жертвами Холокоста".

Что это означает? Возможно, ничего. В конце концов, эти 100 эмигрантов говорят лишь за себя самих. Они не представляют какой-то тайной прозападной или проамериканской группы в Иране, не говоря уже о тайной группе сторонников Израиля. Фактически, они не представляют никого в Иране. Авторы этого группового заявления не просили живущих в Иране подписывать его, поскольку не хотели, чтобы кто-то из граждан страны был арестован. Поэтому данный шаг легко назвать просто ничего не значащим шагом эмигрантов-интеллектуалов, занимающихся пустословием.

С другой стороны (в эпоху, склонную к массовым стереотипам и демонизации), быть может, все же лучше не игнорировать подобные шаги. Даже если они просто показывают, что есть и другой Иран. Этот Иран не любит ни Ахмадинежада, ни исламский "истеблишмент", выступающий против него. Этот Иран верит в открытый диалог с Западом и открытое обсуждение истории.

Интеллектуалы, подписавшие заявление, в достаточной мере связаны со своей страной, и они беспокоятся о том, что в ней происходит. В то же время они достаточно независимы для того, чтобы выступать против антисемитизма, модного в исламском мире, против отрицания Холокоста, которое теперь стало официальной политикой иранского правительства. Они политически независимы - многим не нравится та или иная часть декларации, - однако они разделяют идею о том, что историческая истина ценна сама по себе.

По крайней мере, их имена через интернет попадут в Иран, где, как они надеются, это заявление вызовет обсуждение. Мы должны серьезно отнестись к их попытке вызвать споры в собственной стране: кто знает, вдруг они добьются успеха.