Как рассказывает журналист Валерий Панюшкин в статье в The New York Times, однажды летом 2010 года с его машины исчез номерной знак. "Я понял, что это значит: за мной следят", - пишет автор (все цитаты приведены в обратном переводе с английского. - Прим. ред.). Как поясняет Панюшкин, в ФСБ от сотрудников требуют не только донесения о передвижениях человека, за которым установлена слежка, но и номера с его автомобиля, "дабы доказать, что донесение - не выдумка".

Приятельница, Марина Литвинович ("редактор с многолетним опытом общения с российскими спецслужбами. На нее неоднократно нападали на улице", - поясняет Панюшкин), посоветовала внимательно осмотреть салон и багажник машины: "они могли подложить оружие, наркотики или экстремистскую литературу". "Но насчет взрывчатки я бы не особенно волновалась. Журналистов они обычно не взрывают", - добавила Литвинович. "В таких разговорах "они" всегда обозначает спецслужбы, правительство, власть имущих", - поясняет Панюшкин. Он сообщает, что не обнаружил в своей машине ничего подозрительного.

"Давай подадим официальный запрос в ФСБ: почему они за мной следят?" - сказал Панюшкин своему редактору. "И что мы скажем? Что у тебя забрали номер?" - возразил тот. "Я отлично понимаю, почему он не хочет вмешиваться: фирмы не будут размещать рекламу в газете, которая раздражает правительство", - поясняет Панюшкин.

По словам Панюшкина, через несколько дней его задержали на вокзале: полицейский потребовал у него документы. "Я прошу показать ордер, и он показывает смятый факс. На бумажке ничего нельзя разобрать, не указаны ни моя фамилия, ни основания для претензий", - говорится в статье. Через 10 минут его отпустили. Панюшкин сообщил о задержании на "Эхо Москвы", радиостанция сообщила об этом в эфире. "Мне полегчало: теперь все публично, все на виду, это желательнее, чем быть немой жертвой тайных сил", - повествует автор.

Панюшкин стал гадать, отчего им заинтересовались власти: "Дело в моей статье о дефиците лекарств для ВИЧ-инфицированных или в статье о том, как полиция покрывает студию по производству детской порнографии? Или в моем сообщении, что ФСБ запретила экспорт проб крови из России, дабы сохранить свою прибыль на рынке донорского костного мозга? А может быть, потому, что я когда-то противопоставил Обаму на его инаугурации - как он шел пешком через толпу сторонников на Пенсильвания-авеню - и Медведева, который ехал на свою инаугурацию в бронированном автомобиле по улицам, которые по этому случаю очистили от людей?"

Наверное, причина в статье, написанной несколько лет назад, рассудил Панюшкин, пояснив, что бросил писать о политике. Но что именно вызвало раздражение властей, выяснить невозможно. "В России так обстоит дело во многих случаях", - пишет автор. Неизвестно, кто и по какой причине распорядился убить Анну Политковскую, кто и за что избил Олега Кашина. "Журналисты, освещающие эти дела, лишь одно знают точно - что сами находятся в опасности. Но самое ужасное - не угрозы", - замечает автор.

"Вообразите, что Боб Вудворд сообщает об Уотергейте, а на следующий день - тишина: никто не откликается, никто не проводит расследований. Анна Политковская сообщила о десятках уотергейтов, но ни одно из ее откровений не повлекло за собой серьезного расследования", - пишет автор. То, что раскопал Кашин, тоже никто до конца не расследовал. "Моя статья о детской порнографии повлекла за собой расследование, но причастных к делу лиц кто-то предупредил, и все подозреваемые исчезли", - сообщает Панюшкин.

В современной России журналистов убивают, избивают и запугивают, но истинная проблема не в этом, заключает автор. "Истинная проблема - в том, что журналистов игнорируют. Риск, на который они идут, бросая вызов Путину и российской олигархии, утратил смысл. Людей ценят только за то, что они рассказывают безобидные байки, забавные анекдоты, которые могут сосуществовать с местом для рекламы", - пишет Панюшкин.