Военная экспансия России, возможно, не так страшна, как кажется. В итоге ее влияние на баланс сил в мире может оказаться благотворным.

Мусульманин из Кашмира, владелец лавки неподалеку от моего дома в северной части Лондона, знает, что я русская. Недавно он признался мне, что симпатизирует президенту России - сильному человеку, который не боится перечить американцам. Как и во времена СССР, Россию рассматривают как единственную силу, которая способна бросить вызов американской гегемонии, пусть и в чисто символическом смысле.

За прошлый год Кремль несколько раз в довольно сильных выражениях высказывал свое отношение к Западу и предпринимал попытки укрепить военный потенциал. Объем экспорта вооружений также вырос, а вооружения стали технически более совершенными.

И все же это не времена холодной войны. Ни политическое руководство, ни общество в целом не считают, что США и его западные союзники представляют серьезную угрозу безопасности России. Зато возрождение оборонно-промышленного комплекса, которое, возможно, не так много значит в военном смысле, имеет огромное политическое и культурное значение.

Правило "кто силен, тот и прав" на протяжении долгого времени господствовало в умах российских правящих кругов. Впрочем, такие реалии 1990-х, как разоренная экономика, процветающая среди чиновников коррупция и дезориентированное население, мало соответствовали этим притязаниям. Восточная экспансия НАТО в то время стала наиболее унизительным ударом для русского национального сознания и дискредитировала идею "общего европейского дома", которая до тех пор находила в России поддержку. Ельцина ругали за то, что он позволил Западу воспользоваться беспомощным положением России, причем подразумевалось, что такого больше допустить нельзя.

Государство встало на ноги, и удача снова улыбнулась России. Государственные доходы от продажи энергоносителей, устойчивое руководство и обновленный чиновничий аппарат - все это создало условия хоть для какого-то процветания и добавило стране уверенности в своих силах. Урок 1990-х годов был воспринят прагматично: Западу в принципе нельзя верить, а добиться его уважения можно только с позиции силы. Нынешние шаги, направленные на возрождение военно-промышленного комплекса и восстановление дежурства дальней стратегической авиации, вообще говоря, закономерны - это отсроченная реакция на унижение 1990-х. Для Путина эти меры - "акт возмездия" за несправедливое отношение Запада к России, когда она была слаба и бедна.

Российский президент изо всех сил старается показать, что его страна - это современное, промышленно развитое государство с большим инновационным потенциалом. Научные достижения в таких сферах, как ядерная физика или исследования космоса, долгое время были предметом национальной гордости. Москва очень болезненно реагирует на то, на Западе Россию представляют страной, экономика которой держится только на природных ресурсах, страной, которая кормит себя исключительно добычей нефти и газа и, как выразился один дипломат, "использует энергетические ресурсы так же, как СССР использовал баллистические ракеты". России необходимо показать миру, что ее промышленные возможности и интеллектуальный потенциал не ниже, чем у геополитических соперников. Естественно, это ведет к концентрации сил, преимущественно в военно-промышленном комплексе.

Вероятно, стремление России отстоять свой военный и технологический паритет с США не оказывает серьезного влияния на двусторонние отношения, ведь подспудно обе державы понимают, что интересы их безопасности во многом пересекаются; следовательно, прямое столкновение крайне маловероятно.

Впрочем, попытки Москвы действовать с позиции силы могут быть более плодотворны в геополитической обстановке, которая сформируется в результате изменений, происходящих в контексте событий в Ираке. Конец биполярного мира придал США ощущение глобальной ответственности, которое постепенно трансформировалась в чувство безграничного господства, возродившее неоконсервативную доктрину упреждающего вторжения в страны с неугодными Вашингтону режимами. Россия едва ли одинока в своем несогласии с такой моделью мирового порядка, и наверняка не одна она чувствует себя обделенной в новой международной системе, где доминируют США. И Москва может сделать так, чтобы ее услышали, - вот чем она отличается от многих.

Возможно, было бы неплохо, чтобы возрожденная мощь России с учетом появления на поле международной безопасности таких новых игроков, как Китай, ограничила бы притязания США на право вмешиваться в политику других стран. Возможно, тогда в обозримом будущем мы были бы избавлены от перспектив "нового Ирака", например, в Иране, и попыток построить демократию в Северной Корее.

Но тут встает вопрос: какую цену гражданам России придется заплатить за эту демонстрацию силы и в какой степени они смогут влиять на решения, принимаемые от их имени?