Статьи по дате

The New York Times | 24 февраля 2004 г.

Становится тепло, и кости ГУЛАГа рассказывают свою мрачную историю

Стивен Ли Майерс

Кости появляются в июне, когда наконец кончается долга полярная зима и тающий снег выносит их с места, которое кое-кто в Норильске называет местной Голгофой.

Эти кости - останки тысяч узников, отправленных в лагеря на этом ледяном острове Архипелага ГУЛАГ. Сколько их было, никто не знает до сих пор. Сколько их погибло, тоже точно не знает никто.

Они напоминают о мрачном прошлом, которое многие предпочли бы забыть. "Здесь принято считать историю лагерей ужасной семейной тайной, - сказал Владислав Толстов, журналист и историк, всю жизнь проживший в Норильске. - Мы все это знаем, но стараемся об этом не думать".

Памятника жертвам нет, хотя те, кто выжил в ГУЛАГе, ведут кампанию за его создание.

"Норильский никель", частная добывающая и металлургическая компания, порожденная огромным государственным предприятием, когда-то главным в городе, установила плакаты, посвященные истории ее заводов, не упоминая о том, что строители, изображенные на черно-белых фотографиях, были рабами.

Даже в новой книге Толстова "Хроника Норильска" лишь вскользь упомянуто то, что город, "как выяснилось, построен на костях невинных жертв".

Норильск вовсе не уникален. Прошло более 12 с тех пор, как был разорван в клочья Советский Союз, а Россия до сих пор не желает глубоко разбираться с самыми мрачными фактами советского наследия. Память избирательна, а история, как и раньше, политизирована.

"Россия, страна, которая унаследовала от СССР дипломатию и внешнюю политику, посольства, и долги, и место в ООН, ведет себя так, как будто она не унаследовала советскую историю", - пишет Анн Эпплбаум в своей книге "Гулаг".

В Норильске эта история похоронена не глубже, чем кости. С 1935-го по 1956 год здесь работали тысячи заключенных, политических врагов параноидального государства. Они добывали руду в тундре, строили собственные лагеря, да и сам город.

Василий Ромашкин попал сюда в 1939 году на борту арестантской баржи, приплывшей по Енисею. Его арестовали за два года до этого за принадлежность к подрывной организации, которой, насколько ему известно, не существовало. Он был арестован через неделю после своей свадьбы.

Он вспоминает, как заключенные копали в вечной мерзлоте траншеи для закладки фундаментов металлургических заводов. Более года они работали в невыносимом холоде, одетые в хлопчатобумажную униформу, обернув руки и ноги тряпками. В самые холодные дни они получали 3,5 унции чистого спирта и кусок солонины.

"Кормили так, чтобы человек был жив и мог работать", - сказал 89-летний Ромашкин.

Но два года назад, когда в городе открыли памятник "строителям Норильска", оказалось, что бронзовая скульптура, в лучших традициях соцреализма, изображает мускулистого, по пояс обнаженного человека, катящего тачку.

Конечно, в советские времена тема лагерей была запретной. Многие, подобно Толстову, выросли, не зная о них. Идеология советского государства изображала дело так, что в 1950-х годах в город приехали "добровольцы", которые и воздвигли промышленный гигант.

Все изменилось в эпоху гласности конца 1980-х, но, похоже, ненадолго.

В 1990 году на продуваемом всеми ветрами склоне холма, где заключенных хоронили в безымянных могилах, появился первый памятный знак. Это была маленькая часовня, построенная на деньги частных лиц. Позже на мраморной глыбе в память о погибших был установлен небольшой крест.

Многие здесь считают, что этого достаточно.

"Может быть, у стариков он ассоциируется с лагерями, - сказал Юрий Филатов, директор медеплавильного завода, отвечая на вопрос о заключенных, которые этот завод построили. - Но, конечно, не у молодежи".

Памятники на холме построили не россияне, а страны, вырвавшиеся из советского блока, граждане которых погибли в советских лагерях: Литва, Латвия, Эстония и Польша.

Мало кто приходит сюда, на окраину города.

"Людям стыдно? - спросила Лилия Луганская, заместитель директора городского музея, одна из тех, кто рассказывает историю ГУЛАГа на выставках и лекциях в школах. - По-моему, им просто все равно".

Организация, представляющая выживших в лагерях - их осталось всего 36 и еще 40 детей, родившихся у заключенных, - ведет кампанию за создание официального памятника, но наталкивается только на безразличие властей.

Ольга Яшкина, попавшая в лагерь 16-летней девочкой в 1952 году, представляет себе памятник, который она бы построила как "фигуру женщины, олицетворяющей родину, стоящую на коленях и плачущую над могилой, потому что умерло так много ее детей".

В 2002 году президент Владимир Путин посетил мемориал и возложил венок жертвам лагерей. Но об этом посещении не объявили, и городские власти не предложили членам организации встретиться с ним. С президентом встретилась председатель комитета ветеранов войны.

Елизавета Обст, отец которой, этнический немец, оказался в ГУЛАГе в 1943 году, сказала, что история в России остается двойственной.

"Память о прошлом можно возродить только с большим трудом, - заявила она. - Люди, не желающие вспоминать прошлое, еще живы и еще у власти".

Источник: The New York Times


facebook

Inopressa: Иностранная пресса о событиях в России и в мире
При любом использовании материалов сайта гиперссылка (hyperlink) на InoPressa.ru обязательна.
Обратная связь: редакция / отдел рекламы
Подписка на новости (RSS)
Информация об ограничениях
© 1999-2024 InoPressa.ru