The New Yorker публикует расследование Джошуа Яффы о противостоянии российских силовых ведомств - МВД и ФСБ - на примере дела генералов Главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции (ГУЭБиПК) Дениса Сугробова и Бориса Колесникова. Автор суммировал публиковавшуюся ранее информацию, обсудил ее с экспертами и, пообщавшись с вдовой Колесникова, раскрыл подробности "невозможного, жуткого выбора", перед которым тот оказался и который, как считают его адвокаты и бывшие сослуживцы, послужил причиной его гибели.

Когда Сугробова и его заместителя Колесникова в июне 2011 года поставили по главе ГУЭБиПК, с этим была сопряжена масса "скрытых междоусобных рисков", ведь, как сказал Яффе глава Центра политико-географических исследований Николай Петров, в России "борьба с коррупцией - это вопрос не столько технический, сколько политический". По словам профессора Университета Нью-Йорка и эксперта по российским силовым структурам Марка Галеотти, до назначения Сугробова руководителем ГУЭБиПК эта организация "пользовалась дурной репутацией... Если человек хотел получить там работу, ему нужно было заплатить за назначение, и это считалось хорошим капиталовложением".

"Чтобы держать в узде самых отъявленных и непослушных преступников, Путин время от времени проводит антикоррупционные кампании. Но заняться подлинной борьбой с коррупцией значило бы ударить по тем, на ком держится его власть. Если не считать нескольких резонансных арестов, судят и наказывают за взяточничество [в России] нечистых на руку чиновников нижнего звена".

"Елена Панфилова, глава российского представительства Transparency International, объяснила, что борьба с коррупцией в России существует в трех формах: принятие законов и нормативных актов, которые часто существуют только на бумаге и лишь изредка исполняются; точечные расследования силами правоохранительных органов, которые время от времени приводят к громким скандалам и нередко инициируются не из желания наказать преступников, а с целью достичь каких-либо целей в рамках правящей элиты; и подлинная гражданская активность, когда люди пытаются заставить правящую систему сделать все сферы, от здравоохранения до образования, более прозрачными и менее подверженными взяточничеству. Отношение высших должностных лиц, как сказала мне Панфилова, таково, что "они не очень любят первое, считают, что достаточно второго, и ощущают настоятельную необходимость законодательно запретить третье". То, что делали Сугробов и Колесников, подпадает под вторую категорию".

"У Сугробова и Колесникова сложилось мнение, что Кремль дал им добро на преобразование управления, - пишет Яффа. - Несколько бывших служащих ГУЭБиПК сказали мне, что с приходом Сугробова управление переключило основное внимание с врачей, бравших некрупные взятки с пациентов, и дорожных полицейских, которые "трясли" автомобилистов, на людей более близких к рычагам власти в путинской системе. При этом Сугробов и Колесников были лояльны государству, они не были оппозиционерами и трогать высшую касту чиновников и людей из окружения Путина не смели. Дела, которые они вели, носили фрагментарный характер (крупный арест здесь, громкое увольнение там) и никакой системной реформы собой не представляли".

Автор приводит мнение Алексея Кондаурова, "бывшего офицера контрразведки КГБ, сейчас критически настроенного по отношению к путинской власти". Он считает, что на протяжении какого-то времени Сугробову и Колесникову позволяли симулировать борьбу с коррупцией, и они "в эту игру успешно и с энтузиазмом играли. Но они были составной частью этой системы, ее плотью и кровью".

Прежде чем описать наиболее громкие дела нового руководства ГУЭБиПК, Яффа рассказывает об инструменте, который оно стало активно применять в своей работе - так называемом оперативном эксперименте. Суть этой процедуры такова: "бизнесмен или госслужащий, действуя под прикрытием и по инструкциям ГУЭБиПК, пытается дать взятку более высокопоставленному бюрократу", которого в случае успеха задерживают. В качестве подсадной утки или "торпеды" использовались люди, которые были ранее задержаны и соглашались сотрудничать с оперативниками. Эта тактика "могла перерасти в провокацию", а провоцировать на совершение преступления полицейским запрещено законом, продолжает журналист. С другой стороны, "если проводить расследование в строгом соответствии с уголовно-процессуальным кодексом, то те, кого подозревают в коррупции, узнают, что против них ведется расследование", воспроизводит он ход рассуждений полицейских. "Лучше пропустить несколько шагов и отправить на сбор доказательств "торпеды".

"Быстрый взлет" Колесникова и Сугробова "ослепил их, лишив возможности видеть ограниченность и косность системы, как и опасность, связанную с их дерзким подходом к полицейской работе", считает автор. По словам Галеотти, Сугробов и Колесников "стали получать удовольствие от того мифа, который сами вокруг себя создавали, и успех подпитывал этот миф, который, в свою очередь, подпитывал их эго и заставлял увеличивать темп работы, чтобы приносить все более крупные трофеи".

Виктория, вдова Колесникова, вспоминает, как однажды муж сказал ей: "Представляешь, мы два месяца разрабатывали дело, мои ребята ночами не спали, вкалывали. Мы получили результат, а потом - звонок "сверху": все, хватит, [дело] закрыто". Сильнее всего, как утверждает Яффа, врагов Колесникова и Сугробова из силовых структур злила их борьба с "обналом" - фиктивными сделками для незаконного обналичивания денежных средств с целью уклонения от уплаты налогов.

Как рассказал Яффе неназванный российский банкир, в московском финансовом секторе "всем известно", что обнал "контролируется ФСБ". "На протяжении многих лет одним из крупнейших игроков на рынке обнала был "Мастер-банк", средних размеров учреждение с активами примерно в 2,5 млрд долларов и отделениями по всей Москве. Человек, давно работающий в финансовой сфере в Москве, сообщил автору статьи, что в России практически у каждого банка имеется какая-то поддержка извне, и в случае с "Мастер-банком" "всегда было известно, что эту роль играют какие-то люди из спецслужб".

В результате расследования, проведенного ГУЭБиПК, в ноябре 2013 года у "Мастер-банка" отозвали лицензию, на нескольких руководителей высшего звена были заведены уголовные дела, а председатель правления скрылся за границей. Кроме того, был арестован Сергей Магин, как считают правоохранители, "один из крупнейших игроков на рынке незаконных операций с наличностью". По данным МВД, подконтрольная ему сеть банков обналичила 36 млрд рублей. Магина обвинили в руководстве ОПГ. Как пишет Яффа, "наручники на Магина надел лично Сугробов".

"Крайне маловероятно, что Сугробов и Колесников стали бы что-либо предпринимать против "Мастер-банка" и Магина, если бы не получили добро (или даже инструкции) от высшего политического руководства страны: если не от Путина, то во всяком случае от его приближенных. Более того, обе операции проводились под эгидой межведомственной рабочей группы по борьбе с финансовыми преступлениями и отмыванием денег, которую возглавлял Евгений Школов, старый сослуживец Путина по КГБ - его называли покровителем Сугробова в Кремле. Говорят, Эльвира Набиуллина, соглашаясь в июне 2013 года занять пост главы Центробанка, поставила условие: дать ей возможность преследовать банки, вовлеченные в отмывание денег. От кого бы ни исходило разрешение, аресты восторга не вызвали. Люди, которые давно зарабатывали на этом деле, рисковали потерять миллиарды долларов, - пишет Яффа. - Спустя несколько месяцев после ареста Магина к следователю из МВД, которому было поручено вести его дело, пришел агент из Управления собственной безопасности ФСБ. Он принес с собой официальное письмо из Прокуратуры с просьбой дать ФСБ возможность допросить Магина, а также перевести его из "Бутырки" в "Лефортово" - учреждение, подконтрольное ФСБ. В письме также содержалась просьба убрать из предъявленных Магину обвинений пункт о "преступной группе". Без этого обвинения суду пришлось бы до начала процесса выпустить его под залог... Просьба ФСБ была отклонена".

В числе прочих обвинения по делу "Мастер-банка" предъявили его вице-президенту Евгению Рогачеву. Осенью 2013 года, продолжает Яффа, его "пригласили на встречу в одном из московских кафе (...) представители другого подразделения МВД", которые "дали понять, что представляют интересы ФСБ. Они сделали Рогачеву предложение: его судьба при расследовании уголовного дела облегчится, если он покажет, что в месяцы, предшествовавшие рейдам против "Мастер-банка", Сугробов приходил к руководству кредитного учреждения и предложил взять его под свою опеку. (...) Если бы Рогачев пошел на это, очевидно, что Сугробов с юридической точки зрения оказался бы под ударом, а все дело - в опасности. (...) Рогачев в конечном итоге отказался дать показания, которых от него требовали. (...) Но это не значит, что Сугробов, Колесников и те, кто с ними работал, были в безопасности".

"Ближе к концу 2013 года, всего через несколько недель после того, как "Мастер-банк" лишился лицензии, в управление Колесникова и Сугробова пришел информатор. У него была многообещающая новость: агент Управления собственной безопасности ФСБ [Игорь Демин] занимается крышеванием, за внушительное вознаграждение предлагая свои услуги московским бизнесменам. (...) Этим информатором был Павел Глоба, ранее работавший в ФСБ. Он сказал, что взяточник (...) "готов к диалогу", что его интересуют любые предложения финансового плана. Под руководством Колесникова сотрудники управления (а они, конечно, были заинтригованы, если не опьянены, идеей разработки дела против своих соперников из ФСБ) начали расследование". Как рассказывает корреспондент, они подрядили на роль "торпеды" бывшего судебного пристава Руслана Чухлиба, выдав его за "успешного бизнесмена", и организовали ему встречу с Деминым. "На первой встрече (...) Чухлиб сказал, что у его компании есть шанс подписать контракт с "Почтой России", но есть сомнения, что без некоторой помощи сверху этот подряд достанется ей. (...) Позднее, во время следующей встречи, он попытался подтолкнуть разговор к обсуждению конкретной суммы", - говорится в статье. Некоторое время мужчины обменивались намеками, а потом "успешный бизнесмен" Чухлиб сделал Демину предложение: "ежемесячный платеж в десять тысяч долларов".

"Оглядываясь назад, бывшие коллеги Сугробова и Колесникова, а также их адвокаты делятся подозрением, что Глоба сам был торпедой, подосланной ФСБ, чтобы заманить в ловушку офицеров ГУЭБиПК и провести операцию, которую можно было бы использовать против них, - пишет автор статьи. - Пока они следили за агентом из "конторы", "контора" следила за ними. "Они думали, что им во всем будет оказана поддержка, что все для них сложится удачно, - сказал мне бывший сотрудник МВД. - Так оно и было, пока они не подняли руку на ФСБ. Это граница, которую нельзя преступать".

Далее Яффа описывает роковую встречу Чухлиба и Демина, состоявшуюся 14 февраля 2014 года в кафе Sisters неподалеку от главного здания ФСБ на Лубянке. Все переговоры записывались, причем не только сотрудниками ГУЭБиПК, но, как выяснилось потом, и агентами ФСБ. Вскоре после того, как Чухлиб сказал Демину, что положил 10 тыс. долларов в стоявшую на столе корзинку, к столу подошли сотрудники ФСБ и арестовали Чухлиба, а к концу дня - и еще полдюжины офицеров ГУЭБиПК. Им предъявили обвинения в превышении служебных полномочий и провокации. 21 февраля Путин освободил Сугробова от должности руководителя управления. 25 февраля был взят под стражу вызванный на допрос в качестве свидетеля и потому явившийся без адвоката Колесников. Даже после этого он говорил жене, что речь идет о "недоразумении" и что скоро "они разберутся и все встанет на свои места". Однако с течением времени "его настроение становилось все менее оптимистичным", пишет Яффа.

"Офицеры управления понимали, что настоящей целью был Сугробов. Если он окажется в тюрьме, подразделение по борьбе с коррупцией будет обезглавлено и в силовых структурах все поймут, как опасно перечить ФСБ. Но чтобы все это обосновать, следователям был нужен Колесников... Следователи давили на Колесникова, чтобы он признал вину и стал сотрудничать со стороной обвинения. Как сообщил Яффе один из адвокатов Колесникова Павел Лапшов, "все эти месяцы они повторяли одно и то же: "Сознайся во всем, сдай всех, и будет тебе счастье".

В начале мая был взят под стражу и Сугробов.

"Со временем те, кто хотел сломать Колесникова, нашли еще один способ надавить на него, - выяснил Яффа. - Первые несколько недель, в течение которых Колесникова держали в Лефортово, он ходил одной и той же обуви без шнурков (шнурки запрещены тюремными правилами, поэтому их конфисковали по прибытии). Ботинки болтались у него на ногах. Первые две пары кроссовок на липучке, которые пыталась передать мужу Виктория, не прошли проверки у лефортовских инспекторов". При попытке Виктории передать мужу третью пару обуви лефортовские тюремщики забрали кроссовки и передали на инспекцию. Почти месяц спустя администрация изолятора заявила, что собака, натренированная на поиск наркотиков, нашла в кроссовках тайник и что их отправляют на химическую экспертизу. Колесников и его защита сразу же поняли, что Виктории теперь грозит серьезное судебное преследование. "Дилемма была очевидна и усугубляла чувство мучительного беспокойства, которое испытывал Колесников: дать показания против Сугробова или смириться с риском, что жену посадят в тюрьму", - пишет Яффа.

"4 мая Колесникова обнаружили в камере с окровавленной головой. У него был в двух местах проломлен череп. На следующий день Чижиков встретился с ним в одной из московских больниц. Колесников выглядел ужасно, он пытался сесть в постели, но вскоре падал. Врач сказал Чижикову, что получить такую травму при падении невозможно. Позднее группе адвокатов Колесникова пришло независимое медицинское заключение от врача, связанного с министерством обороны. Он пришел к выводу, что травмы Колесникова соответствуют [последствиям от] удара "тяжелым тупым предметом". (...) Шли недели, травму Колесникова практически никак не лечили. Его тяготила необходимость сделать невозможный, жуткий выбор: дать показания против друга и сослуживца, с которым ты знаком пятнадцать лет, и тем самым больше чем на десять лет отправить его в тюрьму, или не делать этого - и увидеть, как судят по сфабрикованному обвинению и сажают в тюрьму твою жену... 16 июня, как теперь считают адвокаты и бывшие коллеги Колесникова, он выбрал третий вариант".

"Когда Чижиков увидел его в комнате для допросов [на шестом этаже здания Следственного комитета], Колесников выглядел бодрее, чем в последние несколько недель, но когда они стали разговаривать, ему стало плохо, и он попросил, чтобы его отвезли обратно в Лефортово - на вопросы следователя он больше отвечать не хотел. Пока дожидались тюремного фургона, который должен был отвезти его обратно в камеру, в комнату вошел главный следователь по делу Колесникова Сергей Новиков. Он спросил, не желает ли Колесников поговорить наедине. Это было необычно и противоречило обычным процедурам; Чижиков сказал, что делать этого не рекомендует, но если его клиент хочет, то мешать ему он не станет. Новиков и Колесников вышли в коридор. "Насколько я понимаю, у них была какая-то договоренность, что Новиков придет с ним поговорить", - вспоминает Чижиков. Несколько минут спустя в комнату вбежал Новиков. На лице у него читалось изумление. "Он выпрыгнул!" - сказал Новиков. Чижиков не понял, что тот имеет в виду. Новиков сделал рукой жест, имитирующий нырок, и сказал, что Колесников бросился вниз с балкона шестого этажа и сейчас лежит мертвый на бетонной площадке внизу".

"Он пытался защитить свою семью и тех, с кем служил, ценой собственной жизни", - цитирует Яффа бывшего сослуживца Колесникова. "Своим поступком Колесников усложнил задачу стороне обвинения, - сказал адвокат Колесникова Павел Лапшов. - Он разорвал цепочку, связывавшую его самого с Сугробовым и их подчиненными. Сугробов даже не знает, как выглядят эти ребята, которые сидят в тюрьме".

Три дня спустя Колесникова похоронили на Востряковском кладбище, причем в официальных почестях, которые полагаются генералу полиции, ему отказали. "Несколько офицеров из подразделения Колесникова впоследствии рассказали мне, что начальство велело им не ходить [на похороны], но около трехсот человек все равно пришло", - отмечает Яффа.

Сегодня следователи вменяют сотрудникам ГУЭБиПК не только превышение полномочий и провокацию против Демина, но и фабрикацию двух десятков других дел, которые они расследовали ранее. В их числе - дело "бывшего главного врача Центральной клинической больницы Анатолия Бронтвейна, которого офицеры ГУЭБиПК арестовали в 2013 году за вымогательство взятки в 10 млн рублей". Адвокат Бронтвейна Андрей Бакрадзе настаивает на том, что у его клиента "даже не было возможности отреагировать, когда человек-"торпеда" без приглашения вошел в его кабинет и передал ему деньги" (формулировка Яффы). "Оперативный сотрудник, участвуя в полицейской операции, не должен содействовать возникновению умысла на совершение преступления, - цитирует автор самого адвоката. - Отделить подлинную борьбу с коррупцией как служебную задачу от желания продвинуться вверх по карьерной лестнице бывает очень непросто".

"Что бы ни говорилось в материалах обвинения, Сугробов и его люди сидят в тюрьме не из-за тактики, которую они использовали в своей полицейской работе, а из-за того, что проиграли в борьбе за власть, - убежден Яффа. - При Путине, в политическую эпоху, для которой характерна подмена многих управленческих институтов (при формальном их сохранении) мозаикой неформальных договоренностей и отношений, особенно обострилась борьба за внимание, ресурсы и доступ к Кремлю. За те пятнадцать лет, что Путин находится у власти, клановая политика и подпитываемые ею интриги превратились в теневую государственную машину - скрытую от посторонних глаз, но куда более значимую, чем то, что находится на поверхности. "Формально Россия - это федерация, - говорит Николай Петров. - Но это уже давно не федерация регионов, а федерация корпораций, в которой каждая корпорация имеет свою меру независимости и суверенитета и в рамках этой системы фактически неподконтрольна государству". Это могут быть как корпорации в буквальном смысле, такие как государственный нефтяной гигант "Роснефть", или бюрократические, такие как министерство внутренних дел или ФСБ. Сейчас, когда экономика России (...) входит в стадию долгосрочной рецессии, (...) соперничество между этими корпорациями усилилось".

"Суд над Сугробовым, который настаивает на своей невиновности, должен начаться в ближайшие месяцы", - сообщает Яффа. "Я к ним отношусь критически, но в то же время мне их жалко - один совершил самоубийство, другой сидит за решеткой, - говорит о Сугробове и Колесникове экс-офицер контрразведки КГБ Алексей Кондауров. - В условиях высоконравственной системы они могли бы стать хорошими офицерами, а в нашей системе, что ж, они стали теми, кем стали. И то, что система вот так ломает людей, это позор".