"Великие исторические перемены всегда достаются дорогой ценой, часто тогда, когда все уже думали, что добились их со скидкой", - писал историк XIX века Якоб Буркхардт.

Сегодня 15-летие распада Советского Союза, и эта дата, безусловно, возродит к жизни дебаты о том, насколько высокой в действительности оказалась эта цена.

Многие комментаторы скажут, что это событие и тяготы, которые за ним последовали, навсегда окрасили в темные тона взгляд простых россиян на демократию и предоставили Владимиру Путину возможность создать свою авторитарную альтернативу. Едва ли кто-то даже станет спорить, что все совершившееся было ошибкой - что "реформированный коммунизм" был бы лучше, чем тот беспредел, который мы получили в итоге.

Был ли Борис Ельцин могильщиком российской демократии? Доводы против него очень сильны. Если предоставить людям причины связать демократию с экономическим обнищанием, политической коррупцией и бедствием расчленения страны, неудивительно, если многие из них будут сожалеть об утраченном старом порядке. (Некоторые будут желать возвращения Сталина!) И слабым оправданием звучит то, что планировалось совсем не это.

Однако, прежде чем бросить Ельцина в историческую "клетку с волками", важно помнить, что те чудовищные условия жизни, которые в России теперь ассоциируют с его правлением, были не только следствием его политических шагов, но и их причиной. Советский Союз развалился из-за этнического сепаратизма, экономического упадка и политического паралича, которые стали серьезными проблемами страны до того, как Ельцин пришел к власти.

Умеренные коммунистические реформаторы, даже когда они ослабили репрессии и цензуру, не могли ничего с этим поделать.

Летом 1991 года Михаил Горбачев оказался в безвыходном положении, пытаясь справиться с полной конфликтов этнической политикой СССР. Чтобы подавить движения, требовавшие независимости прибалтийских государств, он приказал вывести на улицы этих государств танки. В Азербайджане устраивали этнические погромы против армян, а в Грузии президентом стал сумасшедший националист, бывший преподаватель литературы. Горбачев наскоро слепил новый "союзный договор" для перераспределения власти между Москвой и республиками помимо России, однако самая значительная из этих республик, Украина, по этому договору власти не получала. В декабре Украина проголосовала за выход из Советского Союза. Чеченский парламент к тому времени уже сделал то же самое.

Попытки Горбачева провести экономическую реформу тоже потерпели неудачу. Задолго до того, как Советский Союз ушел со сцены, рубль начал стабильно двигаться к обесцениванию, продаваясь на черном рынке в несколько раз дешевле официального курса. Из магазинов исчезли продукты, а из казны - иностранная валюта.

Решения Горбачева неофициально санкционировали разграбление государственной собственности, предприятиям было предписано закрывать бухгалтерские счета, даже если это требовало продавать активы за бесценок. В то время и появились первые "миллионеры", которые воспользовались "постепенной экономической реформой", установив "курсы" для торговли краденым товаром.

Никакого политического консенсуса по поводу того, что со всем этим делать, не было. Некоторые представители старой коммунистической гвардии все еще верили в идеи, посеянные в 1980-х Юрием Андроповым, который пришел в Кремль из КГБ. Дисциплина, настаивал он, решит все проблемы. Однако за это десятилетие политическая элита утратила уверенность в таком варианте решения, и многие присоединились к сотням тысяч демонстрантов, призывающих покончить с монополией коммунистической партии на политическую власть. Горбачев становился все более одинокой фигурой, а идея "реформированного коммунизма" имела все меньше отношения к действительности.

К концу 1991 года Ельцин стал единственным советским политиком, облеченным народным доверием. Он был демократически избранным президентом России. Никто кроме него не занимал такой позиции, чтобы иметь возможность справиться с тремя критическими проблемами, которые уничтожили его предшественника - этнический раскол, экономический хаос и недействующая политическая система. Однако не его ли реакция на эти проблемы привела к ухудшению демократических перспектив России?

Его первый и самый значительный поступок - соглашение с президентом Украины и лидерами других советских республик о расформировании Советского Союза - до сих пор отзывается болью в ностальгирующих россиянах. Но несмотря на это, вердикт истории, вероятно, будет гласить, что именно это было самым важным достижением Ельцина и настоящим везением для его страны. Расформировав империю, Россия освободилась от гигантского бремени для национальной энергетики страны. Она сняла с себя ответственность за бесчисленные проблемы, с которыми она никак не могла бы справиться, и снизила риск, что политика, поддерживаемая массами, превратится в диктатуру в стиле Милошевича.

Не пытаясь помешать независимости Прибалтики и Украины, не став арбитром в войне между Арменией и Азербайджаном, оставшись в стороне в других конфликтах, Ельцин значительно снизил участие России в постсоветских вооруженных конфликтах.

Его успех можно частично оценить, взглянув на те случаи, где Россия не совсем отказалась от имперских идей. Она поддерживала сепаратистские анклавы в Грузии и Молдавии и пыталась одержать верх над радикальным сепаратизмом Чечни. Результат был предсказуемым: полукриминальные сатрапии, военная жестокость, углубление этнической вражды. Если бы Советский Союз сохранился в неприкосновенности, такую картину мы наблюдали бы повсеместно.

Второй шаг Ельцина - экономическая программа, известная как "шоковая терапия" - получит не столь лестную оценку. Однако вердикт истории в этой части может не касаться его личной ответственности за судьбу российской демократии. Элементы ельцинской программы, которые сегодня выглядят крайне неразумно, прежде всего, политика приватизации, в результате которой наиболее ценные промышленные активы страны оказались в руках очень небольшой группы собственников - не были основной причиной общественного недовольства им лично и российской демократией в целом. Больше всего людей ожесточило снижение их жизненных стандартов и острая тревога, вызванная многолетней сильнейшей инфляцией. Учитывая, в какой ситуации Ельцин и его команда получили власть, пожалуй, безболезненных путей перехода к современной экономике не существовало.

Наиболее суровый приговор в отношении того, как вел себя Ельцин в ситуации развала СССР, история, вероятно, прибережет для способа, с помощью которого он решил вопрос политической власти.

В то время, когда он все еще был ключевой фигурой в российской политике, ему недостало смелости настоять на создании новых демократических институтов. Он оставил конституцию советской эпохи вместе с парламентом в советском стиле, а сам отвлекся на другие проблемы. КГБ получил новое имя, но внутренне практически не изменился.

Трудно переоценить значение сделанного им выбора. К 1993 году Ельцину пришлось вернуться к борьбе с парламентскими лидерами в связи с изменением конституции и проведением новых выборов, не говоря уже о необходимости спасать свою экономическую реформу, точнее, то, что от нее осталось. По иронии судьбы, правда практически во всем была на его стороне, но победу ему пришлось завоевывать силой.

Что касается КГБ и других силовых институтов советского государства, их реформирование стало проектом, к которому Ельцин так никогда и не вернулся. Последствия этого по сей день с нами.

Стивен Сестанович - старший сотрудник Совета по международным отношениям и преподаватель отделения международной дипломатии в Колумбийском университете. С 1997 по 2001 год был послом США в бывшем Советском Союзе