Новая российская "наука о мире"

С самораспадом Советского Союза более десяти лет назад россияне тихо-мирно распрощались с марксизмом-ленинизмом, который со времен Октябрьской революции был советской государственной идеологией и партийной философией. С тех пор в России много говорится о "кризисе", "трагедии" и даже "крахе" всех попыток философского осмысления действительности.

Тем временем широко распространяется как новый учебный предмет в университетах и заявляет о себе как новомодное интеллектуальное явление так называемая культурология. Претендуя на высокий статус всеобъемлющей "науки о мире", она ставит перед собой задачу свести вместе историю и семиотику культуры, чтобы изучить "проблемы бытия человека во всех социокультурных измерениях, от неформальной культуры до культуры развлечений и культуры на предприятии" (К.М. Хоруженко).

Наука для оппортунистов?

Вызывающий удивление факт, что новая наука о культуре за короткое время стала главной среди российских гуманитарных наук и обязательным учебным предметом, официально признанным органами образования, можно объяснить тем, что культурология тихо похоронила бывшую советскую философию и вобрала в себя большую часть ее институтов, кафедр и издательских подразделений. Многие из сегодняшних российских "культурологов" внезапно перестали штудировать марксизм-ленинизм и превратились в поборников "нового мышления". Их примеру последовали не только многочисленные расторопные публицисты и литераторы, но и ученые - экономисты, социологи и физики, по собственному стремлению забросившие свой основной род деятельности ради того, чтобы заняться целостной "наукой об общих закономерностях развития культуры".

Во всех сферах и на всех уровнях российского образования появились соответствующие учебные программы, которые охватывают широкий диапазон предметов, от страно- и регионоведения до фольклористики до семиотики. Только в Москве сейчас насчитывается полдюжины культурологических университетов и институтов, большинство из которых имеют собственные НИИ и выпускают свою специализированную литературу. Ежегодно в Российской Федерации выходят более тысячи научно-популярных книг и учебников, посвященных культурологии.

Повальное увлечение культурологией, пишет Ютта Шеррер в одном из своих критических очерков, не в последнюю очередь связано с тем, что советская цензура и пропаганда создали во многом неполную картину мира и истории, пробелы и искажения в которой после поворотных событий 1989-91 годов необходимо было как можно быстрее исправить. Достичь этого представлялось возможным, очевидно, только путем широкомасштабного, однако от этого не более глубокого занятия культуроведением.

С нескрываемым презрением госпожа Шеррер разоблачает беззастенчивость и посредственность некоторых представителей новой науки, которые сейчас, не задумываясь, переносят притязания на господство, истину и всеобщность, свойственные бывшей советской идеологии, на новую гибридную "науку о мире". Ее претензии на глобальность при ближайшем рассмотрении - в особенности это касается учебников - оборачиваются все тем же националистическим, если не шовинистическим взглядом ? как у лягушки, сидящей в своем болоте.

Подобное ограничение и, в частности, раздувание значимости "своего" в ущерб "чужому" особенно четко можно проследить на примере "историософии" - российского аналога "нового историзма", которую можно рассматривать как показательную черту нового мышления.

По наблюдению Ютты Шеррер, эта затея прежде всего направлена на то, чтобы вывести из исторического опыта России идею о самобытности и уникальности ее культуры, обосновать русскую идею и самосознание. По мнению этих культурологов, Россия является обособленным "организмом" с собственными закономерностями развития, особым типом цивилизации с самобытными культурно-историческими и морально-этическими традициями, которые противопоставляются западному пониманию прогресса и модернизма.

Вообще, специфическое представление о цивилизации, о таких ценностях, как коллективизм, общинное сознание, духовность, о таких течениях, как "евразизм" и "космизм", таких институтах, как государственная власть и национальное государство, свойственны российскому культуроведению в нынешнем его виде. Однако эти представления были им не выработаны самостоятельно, а скорее заимствованы из прошлого.

Феномен ограниченного масштаба

Ютта Шеррер не устает клеймить разношерстную толпу самозванных культурологов как научно некомпетентную, политически реакционную, идеологически подозрительную и морально нечестную.

Ее слишком общая, изобилующая ненужными повторениями критика поражает своим напором и наводит на мысль, что культурология уже собирается стать новой тоталитарной государственной идеологией и ликвидировать только что обретенный интеллектуальный плюрализм, заменив его односторонним мировоззрением с патриотической окраской.

И все же инверсия ценностей, которую предусматривает это мировоззрение, дилетантизм и эклектизм при выборе этих ценностей, а также весь исследовательский инструментарий в целом представляют собой лишь явление ограниченного масштаба на постепенно трансформирующейся философской арене России.

Однако, кроме этого мировоззрения, имеют место попытки осмысления мира, которые по своей открытости и продуктивности выходят далеко за рамки описанной Юттой Шеррер имперской картины и могут служить примерами самобытных, заметных с философской и историографической точки зрения трудов. Тот факт, что русское культуроведение не полностью оккупировано лишь посредственными ренегатами, подтверждается наличием весомых, плодотворных как с теоретической, так и документальной стороны исследовательских работ Степанова, Шаповалова, Исупова, Асояна, Малафеева, а также вышедшей недавно в Москве книгой Сultural Studies: From Past to Future ("Культурология: от прошлого к будущему").