Интервью корреспондента Le Figaro с Далай-ламой

- С сентября этого года вы дважды отправляли в Китай эмиссаров правительства Тибета в изгнании. Это высокий темп, если учесть, что переговоры между Дхармасалой и Пекином вот уже десять лет не сходят с мертвой точки: Можно ли говорить о новом прорыве в решении тибетской проблемы?

- Возобновление прямых контактов с Пекином важно само по себе, но речь тем не менее не идет о возобновлении переговоров. На самом деле единственный реальный прорыв в решении тибетской проблемы произошел в 80-е годы. К несчастью, никакого прогресса с тех пор достигнуто не было. В 1993 году диалог в китайскими руководителями вообще прервался. Поэтому мы довольны этими новыми контактами с Китаем. Тем более что, по отзыву наших эмиссаров, встречи проходили в весьма дружественной обстановке. Мы надеемся, что за ними последуют и другие встречи, которые выльются в серьезные дискуссии. Пока что, по сути дела, нет ничего нового. С 80-х годов мы требуем самоопределения, но уже не говорим о независимости. Китайцам это прекрасно известно.

- Однако китайцы, похоже, не готовы отказаться от поставленных ими трех условий возобновления полноценных переговоров. Как далеко вы готовы пойти, чтобы вернуться за стол переговоров?

- Я считаю, что эти предварительные условия уже выполнены. Китайцы требуют, чтобы мы публично признали Тибет неотъемлемой частью Китайской Народной Республики. Это уже сделано, поскольку мы отказались от требования независимости, как я только что сказал. Что касается места Тибета по отношению к Китаю на протяжении минувших веков, то пусть об этом судят историки: это они должны заявить, что Тибет всегда был независимой страной. Но прошлое есть прошлое. Сегодня иная ситуация, и нужно двигаться вперед, учитывая эту реальность.

Второе условие, выдвинутое Пекином, заключается в том, чтобы тибетцы отказались от всякой антикитайской деятельности. Но мы таковой и не ведем. Мы ограничиваемся протестом против нарушения прав человека, чинимого пекинским режимом в Тибете, против репрессий и унижений, которым подвергается наш народ.

Третье условие: тибетцы должны признать Тайвань китайской провинцией. Но мы не поддерживаем никаких отношений с независимыми властями Тайваня. В свое время я даже посоветовал тайваньским руководителям сохранять контакт с Китаем. В конце концов, Тайвань нас не касается. Короче говоря, китайским властям следовало бы понять, что эти три предварительных условия являются надуманной проблемой и что они не должны служить препятствием к возобновлению переговоров.

С нашей точки зрения, настоящая проблема - это условия жизни тибетского народа, и наша главная цель состоит в их улучшении. Экономическая ситуация в Тибете продолжает ухудшаться. Китайцы массами селятся здесь, чтобы "размыть" тибетскую культуру. Пекинский режим ограничивает для наших детей возможность получать образование. Сами эти дети предпочитают учить китайский, а не тибетский язык, так как знают, что иначе они не найдут работы.

- Высказавшись в пользу автономии, Вы избрали "срединный путь", который одобряют далеко не все тибетцы. Как решить эту проблему?

- Тибетские молодежные организации хотят независимости, это правда. Они не согласны со мной. Но мы не конфликтуем. И скажу честно: если мой подход себя не оправдает, эта молодежь будет иметь право подхватить эстафету и потребовать независимости.

- Сколько Вам нужно времени, чтобы добиться успеха?

- Нужно иметь терпение. Контакты с Пекином возобновились меньше чем год назад. Но если через два - три года никакого результата не будет, мне будет трудно объяснить молодежи обоснованность "срединного пути". Но я еще надеюсь на успех. Мой тезис ясен: если китайское правительство будет уважать нашу культуру и наши фундаментальные права, мы будем удовлетворены. И если, в свою очередь, китайский народ хотя бы немного приобщится к тибетской духовности, от этого будет только взаимная польза. Уже сейчас в КНР наблюдается возрождение буддизма. И здесь я даже встречал китайцев, которые плакали, узнав о том, как их страна ведет себя в отношении Тибета и тибетцев.

- Вы являетесь сторонником ненасилия. Некоторые тибетцы в этом тоже расходятся с вами...

- Мало кто из тибетцев призывает прибегнуть к насилию. Даже Тибетский молодежный конгресс, выступающий за независимость, не одобряет его. Если это произойдет, я уйду из политической жизни. Впрочем, я уже наполовину в отставке с тех пор как два года назад было сформировано правительство в изгнании. Именно оно занимается сегодня тибетской проблемой, хотя премьер-министр по-прежнему передает мне на утверждения все принятые им решения.

- Не слишком ли это трудно: быть одновременно и политиком, и духовным лидером?

- Я являюсь политическим лидером лишь постольку, поскольку защищаю национальное дело Тибета. Политиканская политика меня не интересует. Впрочем, когда придет время вернуться в Тибет, я сниму с себя все политические обязанности. Монахам не положено вмешиваться в политику: например, они не должны поддерживать кого-либо на выборах. Я часто думаю о Махатме Ганди. Конечно, он был ключевой фигурой в борьбе Индии за независимость, но в определенном смысле ему удалось остаться над политическими схватками.