Когда Китай переживал свои "темные века", ближе к концу "культурной революции", я с группой коллег, изучавших историю Китая, впервые посетил эту страну. Во время одного очень долгого путешествия по железной дороге нам представилась возможность помучить одного из наших гидов, дискутируя с ним о взглядах революционеров на любовь и секс.

Гид, которого мы называли Маленький Ху-Ан, был человек добродушный и приветливый, он нам нравился. "Культурная революция" в Китае близилась к закату, но все еще билась в конвульсиях; мнений, которые можно было бы высказывать без опаски, было немного, и большинство людей не отклонялось от заданного курса.

Тем не менее, под аккомпанемент напыщенных аккордов песни "Мореплавание зависит от кормчего" - оды Председателю Мао, которая снова и снова звучала из динамиков в вагонах, - мы пытались заставить гида согласиться с позицией идеологических диверсантов - сознаться, что женщина способна привлечь его своей красотой.

Но сколько мы ни старались, Маленький Ху-Ан стойко держался партийной линии. Оно и неудивительно, учитывая, как карались в те времена контрреволюционные убеждения.

"Единственное, что меня интересует в женщине, это ее мировоззрение", - говорил он. Его настроение слегка испортилось, поскольку часы шли, а мы настаивали, что его слова противоречат законам биологии.

Я вспомнил об этом вагонном споре 35-летней давности - дело было в марте 1972 года - прочитав на днях в одной из китайских газет статью, в которой сравнивались объявления о знакомствах за период с 1981 года, когда в Китае впервые начали публиковаться такие объявления.

Даже в 1981 году Маленькому Ху-Ану уже не приходилось бы придерживаться своей ультраполиткорректной позиции.

Мао был надежно упрятан под стекло своего мавзолея на площадь Тяньаньмынь, и никто не указывал в объявлении: "Идеологически выдержанный пролетарий ищет спутницу жизни, чтобы вместе делать мировую революцию".

Но в 1981 году еще никто, облеченный властью, не постановил, что желание быть богатым - не криминал.

До появления личных автомобилей оставалось ждать еще один или два года; тогда они казались несбыточной мечтой, как и другие чаяния, которые ныне воплотились в Китае в жизнь, став рутинными. И потому типичное объявление о знакомстве выглядело примерно так: "Я кандидат в члены партии. Мои родители скончались, у меня есть четыре брата. Люблю литературу, не пью и не курю. Работаю в угольной шахте, получаю 80 юаней в месяц. Ищу для заключения брака женщину с добрым сердцем и хорошей работой, хорошую домашнюю хозяйку".

В этом тексте содержится цельная, ныне отмершая идеология, даже если интерес к политическим взглядам будущей жены не выражен открыто. Те факты, что автор - шахтер, зарабатывающий примерно 10 долларов в месяц, и кандидат в члены Коммунистической партии, были очевидными поводами для гордости и, по-видимому, пробуждали нежные чувства.

Классовое происхождение все еще было важным - или как минимум считалось важным в глазах людей - после нескольких лет "культурной революции", когда происходить из крестьянской, рабочей или военной семьи было полезно во всех отношениях, а происхождение из бывшей буржуазной семьи являлось позорным клеймом.

Когда экономические реформы в Китае пустили корни, ситуация довольно быстро изменилась, и к концу 1980-х коммунистические власти объявили, что в обогащении нет ничего плохого. Однако переход к разнузданному стяжательству лишь начинался и люди жили довольно скромно.

"Я хорошо образованна и благожелательна, характер у меня тихий и нежный", - писала одна 32-летняя женщина в объявлении 1987 года. В текст проникло одно симптоматичное, ранее запретное слово: "Ищу честного и предприимчивого мужчину с такими же чертами, как из Китая, так и из-за границы".

Разумеется, запретное слово - это "предприимчивый", хотя столь же нов был интерес к мужчине из-за границы: вероятно, представителю китайской диаспоры, который наверняка богаче, чем местный житель.

К 1995 году, когда в стране установился бесконтрольный, почти беззаконный капитализм, в объявлениях о знакомствах появились сведения о зарплате и ценном имуществе человека, пытающегося найти себе спутника или спутницу жизни. Замелькали, например, сообщения, что у него есть изящный, обычно черный автомобиль германского производства с затемненными стеклами.

И, в отличие от бедняги Маленького Ху-Ана, который в 1995 году был уже пожилым человеком, мужчины и женщины извещали, что сами привлекательны внешне и ищут столь же импозантных потенциальных спутниц и спутников.

В каком-то смысле эти объявления о знакомствах отражают элементарный, но поразительный факт, что после всех этих революционных лет китайцы получили право иметь те же самые недостатки - алчность и тщеславие - как и представители любого другого народа.

Они лишены политической свободы. Содержание их газет и веб-сайтов цензурируется и фильтруется. Мощное движение в сторону демократии, которое породило демонстрации на площади Тяньаньмынь в 1989 году, осталось в далеком прошлом и не подает признаков возрождения. Но китайцы завоевали право предаваться буржуазному приобретательству сколько им заблагорассудится, а одна из примет буржуазности - это желание иметь красивые вещи, в том числе красавицу-жену или красавца-мужа.

Впрочем, по самым свежим объявлениям о знакомствах чувствуется, что эта тенденция несколько устаревает. Точнее говоря, есть, по крайней мере, ощущение, что потенциальные женихи и невесты должны показывать себя более глубокими людьми, а не просто перечислять свое имущество или указывать на красоту. Авторы современных объявлений начинают хвалиться чем-то вроде тяги к духовному, даже если в следующем же предложении выражается стремление к наживе.

"Я вырос за границей, но традиции пяти тысячелетий глубоко впечатаны в мое сердце, - сказано в одном из объявлений, появившихся в нынешнем году. - Я подхожу к людям бесхитростно и с искренностью в сердце. Я ненавижу банальную любовь, особенно по расчету. Мое личное состояние: более 5 млн юаней. Я худой, но мускулистый. Ищу элегантную и стройную женщину приятной наружности с личным состоянием более чем в 2 млн юаней".

В этом абзаце намешано все сразу: и любовь к деньгам, и мудрое знание того, что деньги - еще не все. Или, по меньшей мере, мудрое понимание того, что о презрении к деньгам надо заявить хотя бы на словах.

С того разговора в вагоне в 1972 году утекло много воды. Впрочем, мы, конечно, подозревали, что Маленький Ху-Ан лукавил, настаивая, что красота для него не значит ничего, а революция значит все. И, подозреваю, он подозревал, что мы подозреваем, что он лукавит.