В среду в связи с 50-летним юбилеем студии WDR Герд Руге, многие годы проработавший корреспондентом в России, обсуждал с немецкими и российскими коллегами положение со свободой прессы в России.

- Господин Руге, насколько сильно было влияние контроля на вашу жизнь в Советском Союзе в 1950-е годы?

- Частная жизнь была чрезвычайно затруднена, потому что за нами следили повсюду. Находишься ли ты в помещении или вышел из него. Велось наружное наблюдение. Это было трудно. Советские граждане боялись иностранцев. После смерти Сталин прошло всего три года. Страна была пронизана страхом. Контакт с иностранцами мог означать тюрьму и смерть. Все это очень осложняло работу.

- Откуда тогда вы брали свою информацию?

- Всегда находились люди, с которыми можно было работать, которые были готовы помочь и шли для этого на риск. Не потому что они были диссидентами - просто здравомыслящими людьми. В КГБ тоже были один-два человека, которых нельзя было назвать неразумными. А еще имелись люди - мы называли их полупроводниками - у которых было, скажем так, государственное задание объяснять нам подоплеку тех или иных событий, которая не освещалась в газетах. С одним из них я дружу до сих пор. Очень толковый историк. Тогда мы оба были очень молоды и говорили о кинофильмах. Были те и другие. Чаще всего в контакт с иностранцами вступали актеры, писатели, музыканты. С коммунистами контактов не было. Но по другим людям и их реакции можно было понять, как развивается политическая жизнь в Советском Союзе.

- А как влияла на вашу повседневную работу цензура?

- Я не мог звонить в Германию из своего гостиничного номера - для этого я должен был идти на Центральный телеграф. Свои материалы я должен был записать, отдать записи трем молодым дамам на почте, затем те исчезали, и чрез некоторое время я получал рукопись обратно с частично зачеркнутым текстом. Вычеркивали даже то, о чем полуофициально рассказывал Хрущев - где-нибудь на приеме, например, если он упоминал какой-то негатив. Хрущев часто ругался. То есть свобода наших действий была очень ограниченной. Существовал ряд приемов, при помощи которых можно было обойти цензуру, но это было чрезвычайно сложно.

- Что это были за приемы?

- Можно было написать относительно длинный материал, страницы на две, а затем половину убрать. Убирались отдельный куски, и текст оставался связным, но обретал иной смысл, чем первоначальный.

- Вы много лет проработали в качестве зарубежного корреспондента. Нет ли у вас опасений, что сейчас эта профессия вымирает? Все больше корреспондентов отзывают по финансовым причинам.

- Это серьезная проблема, и это, конечно, опасно. Данное обстоятельство связано еще и с тем, что читателей и телезрителей в Германии гораздо больше интересуют внутренние проблемы. Оно тоже побуждает издательства пересматривать свой подход к освещению событий. Это, конечно, рискованно. Но у ARD в настоящий момент я этого не вижу. У него все еще широкая корреспондентская сеть. И, слава богу, они с этим пока справляются. Но риск сокращения сети существует. Это может негативно сказаться на формировании общественного мнения, особенно если журналисты чаще будут лишь перечислять факты, не упоминая о причинах, следствиях и взаимосвязях.

- Как вы оцениваете свободу прессы в сегодняшней России?

- Положение очень тяжелое. Пресса никак не защищена, так как в процессе крупных преобразований не было создано никакой базы для гарантированной свободы средств массовой информации. Такое положение будет еще долго. Надежды Запада в этом отношении, возможно, были завышенными. Пока никак не урегулированы ни отношения с владельцами средств массовой информации, ни отношения с государственными контрольными органами. Но я вижу, что многие российские коллеги работают самоотверженно. В газетах они публикуют различные очерки и аналитику. Но на телевидении это гораздо труднее. Тем не менее даже там - и именно в вопросах внутренней политики за исключением чеченской темы - тоже слышны более или менее разноплановые голоса. И это не всегда голос главного редактора или комментатора.

- Приведите, пожалуйста, пример.

- Например, отставка правительства - я прибыл в Москву ночью, прочел об этом с полным недоумением и включил телевизор. Тут я услышал весь спектр мнений: кандидатов в президенты, членов различных партий, ученых. Но делают ли из этого выводы телезрители, хочет ли сегодня российское население вообще иметь подобную прессу, склонную к разноголосице мнений, я не знаю это. За годы правления Ельцина, которые были разновидностью анархии, люди устали, и многие посчитали, что свобода еще опаснее, чем угнетение.

- Понимают ли люди в России, под каким сильным контролем находится их пресса? Подходят ли они к этой теме так же, как мы в Германии?

- Я этого не знаю. Может быть, большая часть этих людей и исходит из того, что пресса находится под контролем, - просто по привычке и в соответствии с жизненным опытом. Это возможно. Кроме того, журналисты здесь еще менее популярны, чем на Западе. Их сплошь и рядом считают придирами, критиками, от которых исходят все неприятности. Для большинства это обстоятельство гораздо существеннее, чем критика прессы. Но на уровне подсознания такое порой встречается и в Германии.

- Российские коллеги во время дискуссии о свободе печати говорили о "ножницах в голове" у главных редакторов российских СМИ. Верно ли это?

- Не совсем. У главных редакторов эти ножницы имеются, поскольку они всегда должны думать о последствиях. Что такое для газеты авария, в которую попал депутат бундестага? Какой будет реакция издательства? А читателей? Как они к этому отнесутся? Конечно, главный редактор не может об этом не думать. Здесь могут пойти в ход ножницы, такая опасность всегда существует. Только в России трудности более выражены, так как здесь нет никаких традиций свободы печати. И кое-что здесь упустили сами журналисты.

- Что именно?

- Возьмем, к примеру, "Известия". Издательство "Известия" было ликвидировано. Журналисты получили акции, "Известия" целиком оказались в руках журналистов. И вот однажды они взялись за объемную статью, направленную против одного из нефтяных концернов, и оказались перед серьезной проблемой: выяснилось, что практически 80% этих акций были проданы на рынке и их приобрел тот самый нефтяной концерн. Такое можно было предусмотреть. Проблемы приходят с двух сторон.