Самым важным в речи президента Буша во время инаугурации было слово, которое он не произнес: терроризм. Война против терроризма стала парадигмой внешней политики администрации, придав согласованность несопоставимым и нравственно противоречивым задачам: например, продвижению демократии на Ближнем Востоке и игнорированию антидемократических шагов в России и Китае. Можно было ожидать, что Буш сделает войну с терроризмом главной темой своей речи.

За полдесятилетия мышление Буша претерпело эволюцию, которая прошла три этапа. Первым было реалистичное сокращение. Буш пришел к власти с намерением увести Америку от того, что он сам, его советники, республиканское большинство в конгрессе и многие консерваторы считали "гуманитарными" излишествами эпохи Клинтона. Он будет действовать в "национальных интересах" в узком понимании слова, применяя более избирательный подход за границей.

Затем произошли теракты 11 сентября, и начался второй этап внешней политики Буша: война с терроризмом. Он снова привел США к участию в мировых делах на уровне времен холодной войны и с горячностью, присущей холодной войне. Он пришел к убеждению, что борьба с радикальным исламским терроризмом требует демократических реформ и даже государственного строительства в мусульманском мире. Это убеждение, подкрепленное успешными выборами в Афганистане, соединило реализм Буша с его растущим идеализмом. Нравственная политика продвижения демократии на Ближнем Востоке родилась из хладнокровного анализа интересов американской безопасности, точно так же, как альянс с авторитарными режимами Москвы и Пекина.

Буш по-прежнему считает, что "жизненно важные интересы Америки и наши глубочайшие верования стали теперь одним целым". Но в своей речи он сделал еще один шаг. На этом, третьем, этапе он увязал американскую внешнюю политику со всеобщими принципами, с Декларацией независимости, которую Линкольн называл "абстрактной истиной, применимой ко всем людям во все времена". Теперь цель американской внешней политики - распространение демократии ради демократии, по причинам, выходящим за рамки той или иной угрозы. Короче говоря, Буш увел свою внешнюю политику от войны с терроризмом.

Именно здесь Буш может потерять поддержку наиболее старомодных консерваторов. Сегодня его цели являются антитезой консерватизму - они революционны. Но они, хотя американским консерватором противно это признавать, носят глубоко американский характер, поскольку США - революционная страна. Буш вернулся к основам, принципам универсализма, которые обычно формируют американскую внешнюю политику, вне зависимости от характера угрозы.

Понятно, что многие скептически отнесутся к последним декларациям Буша. За сделанным Трумэном в 1947 году заявлением, что "политикой США должна стать поддержка свободных людей", вскоре последовало сближение с испанским диктатором Франциско Франко. Кеннеди делал аналогичные заявления и шел на аналогичные компромиссы. А когда Рейган в 1982 году объявил "глобальную борьбу за свободу", он имел в виду советский блок, а не Фердинанда Маркоса, Аугусто Пиночета и военную хунту в Южной Корее.

Но риторика президентов не остается без последствий. Рейган создал для дружественных диктаторов проблемы, вызванные к жизни его же демократическими принципами. Буш, наверное, не думает о Китае. Но в следующий раз, когда Китай посадит в тюрьму диссидента или Путин ограничит еще какие-то свободы в России, люди напомнят Бушу его обещание, что "Америка не будет делать вид, что сидящим в тюрьме диссидентам нравятся кандалы".

Думаю, Буш понимает значение своей новой риторики. На Украине Буш поставил демократию выше своих отношений с Путиным, и это первый пример парадигмы, выходящей за рамки войны с терроризмом. В Азии мы, возможно, тоже стоим на пороге переоценки стратегии, которая будет опираться на демократических союзников Америки, а не на Китай.

Борьба с террористами должна остаться в центре усилий по обеспечению национальной безопасности, так как цена неспособности предотвратить будущие теракты слишком высока. Но война с терроризмом никогда не была достаточной парадигмой американской внешней политики. Она слишком узка, слишком ограниченна и не идеальна для привлечения поддержки со стороны внешнего мира.

Консервативных реалистов Америки и нервных европейцев ужаснет смелость Буша. Но прагматическая ценность построения американской внешней политики на вневременных принципах Декларации независимости состоит в том, что они отражают всеобщие чаяния. Это высший реализм, провозглашенный Бушем.