Другого президента кроме Владимира Путина у России нет, как нет и другого парламента кроме Думы, две трети которой ему послушно повинуются. Теперь Дума принялась за гражданские права, собираясь поставить свободное передвижение граждан в зависимость от регистрации в милиции, т.е. практически его отменить. И без того ограничительный закон о СМИ ужесточается еще больше. Президентским планам по изменению политического устройства нижняя палата препятствовать не будет.

Конституция 1993 года, к защите которой несколько дней назад призвали бывшие президенты Михаил Горбачев и Борис Ельцин, подготавливается к изменению. Сильную президентскую администрацию она и так предусматривала. Теперь постепенно теряют свою силу и смысл прописанное в ней разделение властей, а также институты, направленные на охрану основного закона.

Этот процесс можно назвать ползучим государственным переворотом. Его автор, Путин, наверное, нашел вдохновение в соответствующем американском законе (Patriot Act), точно так же, как он почти слово в слово повторяет вашингтонскую доктрину превентивной войны.

Правда, военной силы для того, чтобы, подобно США, вести войну в далеких странах, у России нет. Уроки Афганистана и Чечни не прошли мимо российского генералитета. Однако аргументом "превентивности" всегда можно заранее оправдать "нейтрализацию" предполагаемых чеченских террористов и, быть может, других неугодных, в том числе и за границей.

Превращение демократических институтов в инструменты для президента Путин тоже открыто обосновывает необходимостью борьбы с терроризмом. Однако не ясно, как вмешательство в дела регионов путем назначения, а не избрания губернаторов, устранение одномандатников или укрощение при помощи налогов неправительственных организаций могут возыметь антитеррористическое действие.

"Синдром террора" - это один из аспектов политических и общественных перемен, которые в ускоренном темпе сейчас происходят в России, и одновременно фактор, который, несомненно, эти перемены усиливает. Изменения идут далеко. Рост ксенофобии - это первый признак. Налеты на иностранцев из бывших советских республик не только терпят, но и одобряют. Действия против кавказцев порицаются отнюдь не единодушно.

Начинают мерещиться заговоры. Сам Путин, необоснованно заявив, что иностранные государства используют терроризм, чтобы держать Россию под контролем, дал определенную пищу этим домыслам. Непонятные идеологи, провозглашающие особый, не совпадающий с демократическим русский или евразийский путь развития, действуют безнаказанно, и никто не надевает на них шутовской колпак. Радикальные группы, которые идут на странные альянсы с остатками сталинистов, без особых проблем сеют агрессивный антисемитизм. Гражданские инициативы, особенно экологические и демократические, клеймят как тайных или явных пособников иностранных сил.

Открытое, самосознательное, демократическое общество могло бы противодействовать эксцессам идеологически косных маргинальных групп политическими способами, хотя и не всегда это просто. Однако российское общество утрачивает демократический консенсус, не находя при этом альтернативы.

Разве что консенсус состоит в путинском строе. Однако это вряд ли, потому что, как говорится, "Россия большая, царь далеко". Неучастие в выборах, отход от политической деятельности приобрели массовый характер. Общество покидает государство.

Новый правящий класс, вышедший из приказных структур, таких как армия и спецслужбы, и приближающий к себе услужливых бюрократов, олигархов и функционеров, стоит над народом. Он рассматривает народ как объект для своих волевых решений, перед которым не нужно отчитываться. Он распространяет автократическую власть на концерны, так что критика со стороны буржуазно-капиталистического класса подавляется так же, как критика из низов.

Раньше это называли "бонапартизм". Но если заменить имя корсиканца на имя Путина, это будет лучше отражать суть. "Путинизм" - принадлежность не XVIII века, а российской современности.