Вечная узница

Стены в доме Лахиб Нуман не просто говорят, они воют. Кричат от ужаса, гнева и боли. Все чувства, переполняющие ее существо, доведенное до предела, эта маленькая женщина выплескивает на стены своей гостиной. Она выводит на них строчки на арабском и французском языках бордовой губной помадой, желтой краской и серыми кусочками угля. Только так она может изгнать демонов, поселившихся в ее мозгу, и сохранить то, что осталось от ее разума.

Ее маленький дом в рабочем квартале Багдада Аль-Гадир полон грязи, в комнатах стоит запах сырости и гниющего мусора. Ее любимцы, паршивый щенок и две линяющие кошки, оставляют на ее кровати клочья шерсти, а сама кровать - старый матрас в центре комнаты. Повсюду валяются корки черствого хлеба. Но эта запущенность, похоже, не беспокоит Лахиб Нуман. Она жила и в местах похуже - в тюремных камерах, камерах пыток и палатах психиатрических больниц. Пусть ее жилище зловонно, зато это - ее дом, и она свободна. "Никто меня здесь не беспокоит. Никто не причиняет мне зла, - говорит она. - Я могу говорить и писать все, что хочу".

Даже по иракским меркам у 48-летней Нуман было не много свободы - по крайней мере, с 1985 года, когда она столкнулась с варваром Удеем, старшим сыном Саддама Хусейна. Будучи адвокатом по уголовным делам, Нуман безрассудно взялась защищать человека, которого Удей хотел наказать за оскорбление одной из его подружек. Нуман заплатила за это двадцатью годами мучений. В тюрьме она подвергалась изнасилованиям, побоям и ужасным пыткам. В больнице ее "лечили" шоковой терапией и сильными транквилизаторами. Она начала сходить с ума, воспоминания перепутались, а на лице застыла маска непередаваемого ужаса. "Они превратили меня в ведьму", - говорит она.

Еще три недели назад Нуман находилась в психбольнице "Аль-Рашад". Когда американские силы начали захватывать контроль в Багдаде, весь персонал больницы разбежался, открыв пациентам путь для побега. Нуман прямиком отправилась в свой дом в Аль-Гадире и с тех пор почти не выходит оттуда. "Теперь это моя работа", - говорит она о своем творчестве на стенах.

Ей уже не хватает места. На стенах - история ее жизни, религиозные мотивы - распятия (она росла католичкой) и призывы к деве Марии и Аллаху. Есть обращения к ее любимому псу Сэнди. Есть политические лозунги, призывающие иракцев, остальных арабов и Францию (она училась во Франции) к солидарности. Есть и стихи, например: "В могиле трусов не бывает. Я никогда не откажусь от борьбы".

Жизнь Лахиб Нуман обещала сложиться иначе. Ее отец был состоятельным продавцом техники. Семья жила в фешенебельном районе Саадун, дети ходили в лучшие школы города, учили арабский, французский и английский языки. Благородное воспитание Лахиб заметно и сейчас - даже описывая пытки и методы лечения, которые ей пришлось пережить, она избегает называть вещи своими именами. Ее мучители "делали пи-пи и ка-ка" на нее, говорит она на английском, и "занимались с ней любовью" против ее воли.

Хотя Нуманы были ассирийцами, которых угнетали при режиме Саддама Хусейна, семья поддерживала официальную линию правящей партии Баас. В 1973 году Лахиб с энтузиазмом вступила в партию. Она вспоминает, как участвовала в политических дебатах в Багдадском университете, отстаивая баасистские принципы, такие, как светскость и социализм. Она сохранила верность партии даже тогда, когда из-за действий правительства разорился ее отец, потому что правительство отняло у него эксклюзивные контракты с британцами и американцами.

Получив образование юриста, Нуман начала работать следователем по уголовным делам в министерстве юстиции. Затем она поехала учиться в Сорбонну и получила степень доктора. В 1985 году была вынуждена прервать учебу, потому что попала в аварию и получила тяжелый перелом ноги. Вернувшись в Багдад, она стала адвокатом по уголовным делам.

Однажды к ней попало дело Наади - молодого египтянина, работавшего коридорным в отеле Babylon. Его обвиняли в краже видеокассет из дома Удея, но на самом деле он просто не пустил в номер Удея его пьяную подружку.

Наади держали в полицейском участке и мучили даже тогда, когда к нему приходила Нуман. "Они подводили к его пальцам ток, и я слышала его крики даже в комнате ожидания, - вспоминает она. - Когда я наконец увидела его, он произнес: "Пожалуйста, помогите мне убить себя".

Обвинения были настолько липовыми, что, как только дело было заслушано в суде, они были немедленно сняты. Однако часы свободы для Нуман отбивали последние секунды. "Мои друзья сразу сказали, что я сама сломала себе шею, - говорит она. - Но я думала, что Удей не посмеет покуситься на адвоката, уважаемого члена общества".

Как она ошибалась! Не прошло и месяца после вынесения вердикта по делу Наади, как в обычном разговоре с коллегами Нуман обронила слова, решившие всю ее дальнейшую судьбу. "В этой стране нет справедливости", - сказала она. Кто-то донес в полицию, и через несколько часов ее арестовали и доставили в участок в районе Аль-Зафарания. В течение нескольких дней ее избивали, насиловали и заталкивали ей в анус горящую свечу. "Я твердила полиции: вы не имеете права делать все это. Я адвокат". А они отвечали: "Если ты стала врагом Удея, ты - никто".

После нескольких недель непрекращавшихся пыток ее отвезли в госпиталь "Аль-Рашад" на окраине города. Началась шоковая терапия. Через месяц ее отпустили, и она было решила, что кошмар окончен. Но это было только начало. Через несколько месяцев ее снова арестовали - за то, что она якобы произнесла: "Я ненавижу Саддама". На этот раз ее отвезли в женскую тюрьму "Хадамия". Там ее держали 6 месяцев, подолгу - в одиночной камере. Ее продолжали пытать и избивать, и не только тюремщики.

"Охранники сказали другим женщинам: поскольку я враг Удея, у них есть право делать со мной все, что они захотят, - вспоминает Нуман. - Женщины хотели сделать охранникам приятное и поэтому все время швыряли меня об стену". Потом ее снова увезли в "Аль-Рашад".

Так пошло и дальше. Нуман арестовывали, бросали в тюрьму, несколько месяцев пытали, затем отвозили в психушку. Потом - несколько месяцев свободы, и круг начинался по новой. Пытки должны были заставить ее замолчать, но получилось наоборот. "Когда я поняла, что они будут арестовывать меня несмотря на то, сделала я что-то не так или нет, я решила: а почему бы не говорить вслух то, что я думаю?"

Она рвала на кусочки плакаты с изображением Саддама, скандировала слоганы против Удея, а однажды даже отказалась взять сдачу в одном магазине - продавец протягивал ей банкноту в 100 динаров. "Мне не нужно еще одно изображение Саддама Хусейна", - заявила она.

В 1988 году Удей лично убил Камиля Ханна Джаджо, дворецкого Саддама, за то, что он выступал посредником между Саддамом и одной из подружек Удея. Слухи о скандале ходили по всему Багдаду и проникли даже в тюрьму, в которой сидела Нуман. На одном из своих судебных слушаний она встала и экспромтом произнесла речь, призвав наказать Удея за убийство человека. "Я сказала то, о чем думал каждый иракец. Мне было нечего терять", - говорит она.

В Багдаде за Нуман прочно закрепилась слава "ненормальной адвокатши", которая рискнула выступить против Удея.

Сейчас багдадские тюрьмы зачастую пусты. Камеры одной из тюрем на севере иракской столицы, где Нуман провела почти весь 1991 год, открыты настежь и залиты светом. "Они были битком забиты, и я могла только сидеть вот так", - женщина садится напротив стены, подбирая колени к подбородку.

Нуман показывает журналистам комнату офицеров, где ее мучили "каждый день, ровно в 10 утра". Офицер заставлял ее садиться на пустую пивную бутылку и сидеть на ней, пока она не проникала внутрь ее тела и не наполнялась кровью. Офицер "занимался с ней любовью", говорит она, и ее передергивает от этих воспоминаний.

Ее отец скончался в 1988 году, мать - в 1991 году. Ее братья и сестры от нее отказались и почти все эмигрировали. Три ее сестры отказались беседовать с журналистом Time.

Сейчас единственное желание Нуман - дописать историю своей жизни. Нет, у нее есть еще одно желание. Она ни разу не встречалась с Удеем. До войны она этого и не хотела. Но теперь она хочет встретиться со своим мучителем. "Я хочу увидеть его, и чтобы он увидел меня. Я скажу ему: "Посмотри, я все еще жива и все еще говорю то, что хочу. Ты пытался остановить меня и не смог. Что ты теперь можешь мне сделать?"