Есть две причины, объясняющие, почему в три последние пятилетки всеобщие выборы в России дискредитировали себя: если первая связана с незначительной ролью парламента в политическом порядке страны, вторая указывает на пагубные последствия того, что промежуток между парламентскими и президентскими выборами составляет всего три месяца.

Впрочем, нет достаточных мотивов для утверждения, что всеобщие выборы, которые состоятся в декабре, будут избавлены от мрачного тона предыдущих. Интрига практически отсутствует, а единственной загадкой остается вопрос о том, чем же собственно соизволит заняться Путин. И хотя все уже понятно, щепетильным аналитикам хватит работы, ведь надо прикидывать, не пошла ли на спад популярность президента, не обезличились ли разные путинские партии в процессе инсценировки плюрализма и не получила ли передышку разбитая оппозиция.

Как бы то ни было, ничто, особенно в предстоящие месяцы, не наводит на мысль о том, что грядут существенные перемены. Пользуясь ростом мировых цен на нефть и выгодами неизбежного сравнения со своим предшественником, Путин сумел извлечь пользу как из информационной блокады, которой он сам способствовал, так и из приспособленчества и несостоятельности вышеупомянутой оппозиции. И даже при этом - или именно поэтому - мы должны спросить себя, что может произойти в России такого, чтобы пирамида власти и интересов, возведенная за последние семь лет, пошатнулась.

Есть два варианта ответа. Первый из них свидетельствует о возможности, лежащей на поверхности: что выявятся более или менее серьезные разногласия внутри самого путинского аппарата власти. Чтобы не ходить далеко, следует помнить, что решения, которые президент собирается принять, назвав имя предполагаемого преемника, могут вызвать возмущение у тех, кого обошли, и открыть путь для неожиданного исхода. Следует также сказать о ссоре олигархов, которая, как предсказывают некоторые эксперты, может разразиться в разгар амбициозной - и, вероятно, тайной - операции по перераспределению активов, последующей за фантасмагорической и тоже тайной ренационализацией.

Более интересен, однако, второй вариант, способный повредить путинскому проекту. Во-первых, всем известно, что в последние годы в России заткнули рот средствам массовой информации, которые, упорно находясь в определенном диссонансе с замыслами Кремля, находили отклик у населения. В результате простые граждане совершенно лишены надежной информации, позволяющей свободно и уверенно рассматривать такие сложные вопросы, как полемика вокруг слабости федеративного государства, знаменитые споры между магнатами, порочная зависимость экономики от сырьевой отрасли, события в черной дыре под названием Чечня, а также сомнительный внешний курс страны в целом. Крайне важно подчеркнуть, что этому самому гражданину не нужна помощь средств массовой информации, чтобы оценить то, что происходит в столь же близком, сколь и важном для него окружении: он, например, прекрасно знает, какая у него зарплата, и может без особых усилий догадаться об экономическом процветании, наблюдающемся в стране с 1999 года, особенно выгодном горстке безнравственных олигархов, но не принесшем благосостояния большинству жертв ельцинских реформ 1990-х.

Действительно, вывод, который, казалось бы, следует из вышеизложенного, - что многие русские могут почувствовать искушение потянуть за веревочку и, наконец, увидеть трещины путинской архитектуры - довольно сомнителен. С одной стороны, надо очень сильно прислушиваться, чтобы услышать критически настроенные голоса, а с другой - хорошо известны примеры поддержки харизматического руководства (в глазах многих соотечественников Путин предстает прекрасным правителем, которого окружают - что есть, то есть - посредственности и воры). Чтобы убедиться в том, что до сих пор живо, пожалуй, самое трагическое наследие советской эпохи - бросающееся в глаза отсутствие традиции самоорганизации и народного сопротивления, далеко ходить не надо: достаточно обратить внимание на то, что репрессивный психоз, которому так часто предавались власти (напомним, в отсутствие достойной оппозиции), вызывает у большинства русских разве что жест недовольства, практически всегда с примесью снисходительности.