Даже в Пентагоне намекают, что не следует впредь чересчур полагаться на военную силу. Но проверкой будет Иран

Здесь, в Вашингтоне, через пять лет после того, как Джордж Буш начал "глобальную войну с терроризмом" в ответ на теракты 11 сентября, я чувствую один из тех едва уловимых подземных толчков, которые, бывает, предшествуют существенным сдвигам в американской внешней политике. Ты замечаешь это движение в частных разговорах с высокопоставленными чиновниками: в намеках и в незаконченных фразах; в том, что они недоговаривают и в отсутствии возражений на оброненную тобой фразу; в телодвижениях и в выражениях лиц. Словом, во всех тех вещах, которых нет ни в интернете, ни в телеэфире, ни в мобильном телефоне - в общем, нигде, кроме незаменимого общения двух людей, разговаривающих лицом к лицу. А поскольку это движение столь неуловимое и столь потаенное, что едва ли признается в публичных выступлениях, и уж тем более в актах публичной политики, ты понимаешь, что подвижки может и не произойти. Что-то еще выяснится, важный спор в Овальном кабинете закончится как-то по-другому, и в результате никакого сдвига не будет.

Тем не менее, вот что я, кажется, заметил. Я не говорю о все более ясном понимании того, что джихадистов, с которыми США приходится бороться, сегодня больше, чем было пять лет назад, или что оккупированный Ирак стал для американцев одновременно полигоном, боевым кличем и "виновником торжества" - как говорится в секретном заключении национальной разведки от апреля 2006 года. Часть документа просочилась в национальную прессу в эти выходные, а другую часть администрация Буша рассекретила во вторник вечером. Все это официально объявлено. На сайте директора национальной разведки www.dni.gov можно найти сводное "основное заключение" 16 американских разведывательных служб. Хотя политическая интерпретация этого заключения все еще остается предметом жарких споров, особенно в преддверии выборов в конгресс США, предстоящих всего через 40 дней, - но с его основополагающими выводами теперь спорить трудно. А они подтверждают именно то, о чем уже много месяцев, если не лет, говорит большинство журналистов и независимых аналитиков, а также и многие боевые офицеры.

То, что мне удалось уловить, - вещь более глубокая. Это растущее понимание не только того, что "войну с террором" нельзя выиграть чисто военными средствами (администрация Буша всегда признавала это, по крайней мере в принципе), но и того, что вот уже пять лет она полагается все больше на солдат и пушки, слишком мало используя другие доступные инструменты. Роберт Хатчингс, который два года, с начала 2003 и до начала 2005, был председателем Национального совета по разведке, отвечающего за сведение воедино оценок национальной разведки, выразил это очень кратко. США, говорит он, "чрезмерно милитаризовали" борьбу с терроризмом. Сидя в восстановленных стенах Пентагона, этой удивительно старомодной цитадели американской военной мощи с линолеумом в коридорах и атмосферой 1950-х годов, высокопоставленный чиновник говорит мне, что залог успешной "борьбы с мятежниками" - это на 80% политика и лишь на 20% армия, "может быть, даже меньше 20%". Существует мнение, продолжает он и быстро добавляет - ошибочное мнение, что Вашингтон ведет эту войну "одномерно", излишне делая упор на армию.

И это в Пентагоне. На другом берегу Потомака, в Госдепартаменте, только и разговоров, что о многомерной зарождающейся концепции, сочетании классической дипломатии и применения экономического влияния в новых методах продвижения демократии в исламском мире. Проводятся аналогии с холодной, а не горячей войной. Конечно, некоторые по-прежнему любят погорячее, особенно кое-кто в аппарате вице-президента Дика Чейни, но с изменениями от плохого к худшему в Ираке, их число и влияние уменьшилось.

Пробный камень, согласны все, теперь Иран, а не Ирак. Как все меняет одна буква - одна буква и пять лет. Сегодня иракская политика - это уменьшение ущерба. Как заметил недавно Нед Ламонт, новое лицо и сенатская надежда, победивший сторонника иракской войны Джо Либермана на праймериз демократов в Коннектикуте, "у нас множество паршивых возможностей". Частично рассекреченная оценка национальной разведки приходит к выводу, что "иракский конфликт стал поводом радоваться для джихадистов, подпитывая глубокое недовольство американским вмешательством в мусульманском мире и культивируя сторонников глобального движения джихадистов". Далее говорилось: "О том, уйдут ли джихадисты из Ирака, считая себя побежденными или считаясь побежденными, мы будем судить по уменьшению количества боевиков, вдохновленных на продолжение борьбы". Первое суждение основано на фактах, второе - на информированном домысле, но домысел довольно правдоподобен. Проблема в том, что в более вероятных сценариях джихадисты считают себя преуспевшими. А страна разорвана на части.

Что касается Ирана, главного победителя иракской войны, то США стоят на перекрестке иного рода. Когда эта колонка уходит в набор, мы не знаем, есть ли у главного иранского переговорщика Али Лариджани данные верховным лидером аятоллой Хаменеи (который, не будем забывать, является подлинным президентом Ирана) полномочия начать переговоры о ядерной программе, основанные на приостановке обогащения урана. Если он скажет "да", мы увидим удивительную картину: госсекретаря США, садящегося по всем правилам за стол переговоров с правительством Исламской республики Иран, чего не бывало на протяжении 27 лет, после исламской революции. Если он скажет "нет", США будут толкать Россию, Китай и нас, европейцев, на путь санкций, разрешенных ООН.

Но за этим ближайшим выбором стоит куда более широкий вопрос: готов ли президент Буш покинуть Белый дом, оставив Иран ползущим черепашьими темпами к секретной разработке ядерного оружия? Готов ли он бомбить Иран, чтобы предотвратить или хотя бы замедлить это? Мы знаем, что у Пентагона есть планы бомбардировки предполагаемых ядерных объектов, ВВС говорят, что могут это сделать, а сухопутные силы кричат, что это их солдатам придется иметь дело с ответом иранского производства в Ираке и других местах. В тщательном надзоре и планировании агенты и спецназ, похоже, добрались до уровня отдельных вентиляционных систем, вытаскивая газы или следы радиации, вероятно, со спрятанных объектов (а может быть, престо из котельных - или ловушек). Мы знаем также, что военные игры Пентагона с последствиями бомбардировки кончаются для США расквашенным носом и что практически все политические советники в американском правительстве против бомбежки.

Но в конечном счете решать будет один человек - Буш. И именно здесь мы возвращаемся к подспудным сдвигам в отношении к применению военной силы как лучшего средства для победы в "войне с терроризмом". Они дошли до него? Они дойдут до него? Его вызывающая и все еще милитаристская риторика вокруг пятой годовщины 11 сентября наводит на мысль, что нет. Но риторика - это одно, а реальность - другое.

В этот важный момент мы, живущие в остальном мире, за вашингтонским кольцом, тоже стоим перед выбором. Мы можем, как кинозрители, смотреть, как на наших глазах развертывается "Терминатор 4", а потом пойти домой - одновременно с чувством показного возмущения и приятным убеждением в своем моральном превосходстве - до тех пор, пока и нас не взорвет бомба джихадистов. Или же мы можем попытаться поддержать зарождающийся сдвиг в Вашингтоне, помогая выработать что-то лучшее, чем выяснение отношений с воинственным Ираном с помощью оружия и ракет, чем ужасающие последствия рожденной вне брака иракской войны, чем местные террористические ячейки и другие реальные опасности, которые грозят нам даже более непосредственно, чем нынешнему обитателю Пенсильвания-авеню, 1600.