"Ленин хорошо усвоил выражение Гегеля "тем хуже для фактов!" (...) Вне революции останется один Ленин", - заявил в апреле 1917 года меньшевик Николай Чхеидзе. Напомнив эту историю, обозреватель El Pais Сантос Хулиа вопрошает, что произошло в России в октябре 1917 года. "Была ли это социальная революция, в ходе которой сознательный класс общества - пролетариат - при поддержке крестьянства взял власть, чтобы преобразовать общество, разрушая дворянство и крепнущую буржуазию? Либо это был государственный переворот, который ликвидировал первые демократические достижения революции, чтобы средствами террора навязать власть одной-единственной партии?" Ответ на эти вопросы искали самые разные писатели, ученые, мемуаристы, политики, научные институты и альянсы интеллектуалов.

"В понимании многих, в том числе выдающихся социалистов-фабианцев типа Сидни и Беатрис Уэббов, Советский Союз, порожденный этой революцией, был цивилизацией будущего", - пишет автор. Другим - например, Андре Жиду - импонировали антиколониализм и пацифизм. "Андре Мальро был очарован скорее его эффективностью, чем интеллектуальными или моральными обоснованиями", - говорится в статье. Эти и многие другие "попутчики" советской власти чувствовали себя частью авангарда, "акушерами истории", создателями нового человека.

"Первый раскол возникнет уже по вопросу о том, возможно ли давать оценки Советскому Союзу", - говорится в статье. "Андре Жид в книге "Возвращение из СССР" не умолчал об увиденном (единообразном мире, пассивных людях), а его осыпали бранью, называя фашистским чудовищем, которое само признало себя упадническим буржуа", - пишет Хулиа. Позже группа западных писателей осудила изменение русла революции после того, как Сталин физически устранил всю "старую гвардию" большевиков.

"Холодная война сформировала новый тип компромисса со стороны тех, кто не осуждал и не оправдывал деяния Сталина, хоть и пытался оправдать их через осуждение устоявшейся морали, - продолжает автор. - Жан-Поль Сартр утверждал, что насильственные действия коммунистов были пролетарским гуманизмом - скорым судом истории".

Историк Стивен Коэн утверждает, что осуществление идей Николая Бухарина породило бы демократический миролюбивый социализм без террора, но, к сожалению для революции, в 1929 году победил Сталин. Однако американский историк Ричард Пайпс считает, что все, введенное Сталиным, уже содержалось в идеях Ленина. "Очень удобный тезис для выработки политики, характерной для холодной войны", - комментирует Хулиа.

"В любом случае 1989 год ознаменовал крах СССР, конец иллюзии, не оставивший никакого наследия, как констатировал Франсуа Фюре", - говорится в статье.

Значит, революции пришел конец? Славой Жижек полагает, что революционный процесс - это не постепенный прогресс, а повторяющиеся шаги, которые вновь и вновь начинаются сызнова.

"Коммунистическая гипотеза" Алена Бадью не умалчивает о фактах, а лишь объявляет их нерелевантными, пишет автор. "Если революция и коммунистический режим оказались запоздалой и крайне жестокой формой перехода от феодализма к самой хищной версии капитализма, тем хуже для фактов. Нужно снова и снова начинать с нуля, чтобы не проспать момент, когда дух Гегеля снова отправится в полет, возвещая новую зарю", - заключает Сантос Хулиа.

Также по теме:

Революция неопределенного цвета (El Pais)