"За три дня до терактов в Брюсселе, 19 марта, президент Франции Франсуа Олланд возложил венок к монументу погибшим в ходе войны в Алжире. В этот день, напоминает немецкая Tageszeitung, после продолжавшейся семь с половиной лет войны, унесшей жизни по меньшей мере 400 тыс. человек, в 1962 году в Эвиане было заключено перемирие. Вскоре Алжир получил независимость. "Война в Алжире стала одной из самых кровавых колониальных военных кампаний за всю историю Франции, и было бы естественным почитать память ее жертв", - замечает автор статьи Доминик Джонсон.

Однако на деле монумент был построен лишь в 2002 году, День памяти существует с 2012-го, а в 2016 году президент Франции посетил его впервые. Предшественник Олланда консерватор Николя Саркози ворчал, что подобные даты недостойны внимания французского президента: они, дескать, напоминают о том, что Франция в своей истории не всегда выбирала "сторону добра".

Казалось бы, какое отношение это может иметь к Брюсселю? Никакого, и, тем не менее, "непосредственное", пишет Джонсон.

Парижский террорист Салах Абдеслам, задержание которого 18 марта в Брюсселе могло спровоцировать его друзей на теракты 22 марта, появился на свет в алжирском Оране в семье марокканца. Во время войны в Алжире его семья уехала в марокканский Риф, откуда он и попал во Францию. Его сын, который также был задержан, уже имеет французское гражданство. В 1920-е годы Риф представлял собой театр боевых действий в ходе французско-испанской войны, направленной против движения за независимость, - не менее жестокой, чем впоследствии алжирская. "Франция впервые применила там боевую авиацию и химическое оружие против гражданского населения", - отмечает публицист.

Стратегия Франции во время боевых действий в Алжире была простой и жестокой: гражданское население было объявлено законной военной целью, за исключением тех, кто явно поддерживал власть колонизаторов. "Эта стратегия выжженной земли (...) превратилась в военную доктрину, которую взяли на вооружения идеологи грязных войн по всему миру: от Вьетнама и Центральной Америки до Ирака. В Сирии этой стратегии старательно следует армия Асада", - говорится в статье.

"Все без исключения парижские и брюссельские террористы имеют североафриканское происхождение, их отцы и деды - это выжившие в тех колониальных войнах. Сегодня ведется много разговоров о радикализации молодежи в Сирии, однако мало кто упоминает о возможном влиянии семьи, - отмечает Джонсон. - Понятно, что ни один марокканский или алжирский пенсионер, проживающий во Франции или Бельгии, не приветствует нынешний разгул исламистского террора, однако государство, против которого он направлен, в свое время было их врагом".

Внуки тех, кто испытал на себе ужасы той войны, становятся восприимчивы к исламистской пропаганде тогда, когда перестают ощущать себя в Европе как на родине. "А причина этого кроется в неспособности бывшей колониальной державы признать собственные преступления и почтить память их жертв", - полагает автор.