Владимир Путин - это загадка; критика с его стороны западной гегемонии в некотором смысле оправданна, но его видение зачастую сухо и лишено нюансов

В ноябре 1989 года, когда Восточная Германия, как оказалось, доживала последние дни, из Москвы поступили инструкции ликвидировать следы советской деятельности в этой стране. В спешке и, возможно, даже в панике агент КГБ в Дрездене пытался сжечь так много секретных документов в офисной печи, что она взорвалась. Измазанного сажей молодого человека звали Владимир Путин, и было бы очень соблазнительно видеть в этом почти комическом провальном моменте в истории и страны, и человека объяснение значительной части того, что за этим последовало. С тех пор российские лидеры проявили намерение реформировать свою страну и принимать полноценное участие в мировых делах, но Путин захотел, прежде всего, восстановить власть, которая так быстро угасла в 1989 году.

Шквалом инициатив, объявлений и отказов он в последние месяцы особенно четко дал понять, что Россия считает большую часть американской и западной политики ошибочной, больше не потерпит, чтобы Запад мониторил российские стандарты политической жизни, и ожидает едва ли не права вето в определенных европейских вопросах. Путин и европейские лидеры встречаются в Португалии на последнем из серии саммитов, которые изначально задумывались в целях ежегодного укрепления сотрудничества, и возможны скромные компромиссы и соглашения. Но атмосфера царит настороженная, подозрительная и не лишенная страха.

Россия предложила резко сократить число наблюдателей ОБСЕ на приближающихся выборах в парламент (и на президентских выборах) и запретить обнародование их комментариев сразу же по окончании выборов. Российские истребители снова несут длительное патрулирование за пределами российского воздушного пространства, а недавние попытки американцев успокоить предполагаемые опасения России по поводу американских планов размещения ракет в Чешской Республике и Польше не привели к снятию угрозы вернуть европейские города в список ядерных мишеней России. Россия продолжает стоять на пути контролируемой независимости Косово, которая, по мнению европейцев и американцев, является наименее болезненным вариантом решения сложной проблемы. Она продолжает предлагать режиму в Тегеране определенную степень защиты от западного давления, и первым делом по прибытии на португальский саммит Путин обрушился на новые американские санкции в отношении Ирана.

Кое-что из этого - просто театр, но не все. И это происходит на фоне энергетического запугивания Россией ее соседей, ее трубопроводной политики и ее очевидной точки зрения, согласно которой ей следует разрешить покупать европейские энергетические компании, хотя она мешает иностранным фирмам делать то же самое на российском рынке.

Стоит сказать, что Владимир Путин способен произносить не лишенные здравого смысла острые слова по некоторым вопросам - о том, что американская политика в отношении Ирана опасна, что размещение ракет в Центральной Европе - это абсурдный шаг, который уже принес больше проблем, чем возможной пользы. Однако, согласно имеющимся признакам, Москва выступает против этой политики не по рациональным причинам, под которыми могут подписаться другие. Действительно, вопрос о том, что такое "долгая игра" Владимира Путина, вызывает и растерянность, и тревогу. Каким Владимир Путин хочет увидеть мир через 10 или 20 лет? Предполагает ли он вооруженный ядерным оружием Иран в качестве партнера? Предполагает ли он ослабленный ЕС, члены которого постоянно стремятся удостовериться, что их политика не обидит Москву, и изоляционистскую Америку, которая отказалась от попыток формировать международные дела? Включает ли он обузданные Китай и Индию, лишенные некоторых своих экономических и политических амбиций?

Политика Путина, можно предположить, базируется на анализе международных событий, согласно которому происходит прогрессивное ослабление и США, и ЕС на фоне усиления России путем восстановления ее внутренней политической целостности и более оптимального использования ее энергетических ресурсов. К этому можно добавить ощущение того, что Китай и Индия в среднесрочном будущем столкнутся с крупными экологическими и политическими проблемами. Посему сравнительный баланс сил складывается явно в пользу России, и она не только может, но и должна самоутверждаться.

Очевидно, в этом анализе есть зерно истины. Однако это сухой и схематический анализ. Он лишен нюансов и степеней и обходит стороной общий человеческий интерес к арифметическим подсчетам очков. Он также переоценивает преимущества и возможности России. К примеру, самолеты в дальних патрулях - это антиквариат, произведенный полвека назад. Все военное позерство скрипит как суставы, пораженные артритом. Новые нефтяные и газовые месторождения, которые Россия хочет разрабатывать, нуждаются в опыте именно тех западных фирм, отчуждения которых добилась Россия мошенничеством с контрактами и принудительными репоглощениями. Полное высвобождение собственного человеческого потенциала России должно наверняка быть тесно связано с демократическим развитием, которое Путин, по меньшей мере, ограничил, если не задавил, по крайней мере на данный момент. Путин так часто и порой даже красноречиво говорит о демократии, о необходимости функционирующей многопартийной системы и независимых СМИ, что сложно поверить, что он совершенно неискренен. Но и во внутренних, и в международных делах он может совершать старую ошибку: сначала сила, тонкости потом. Именно потому, что это никакие не тонкости, это никогда не срабатывает.