Никто не может забыть захват школы, но российское правительство, похоже, хотело бы забыть. Матери жертв, возмущенные его бездействием, начинают борьбу за справедливость

Эмме Бетрозовой причиталось почти 1,5 млн рублей в качестве компенсации за гибель членов ее семьи. Полмиллиона за убитого мужа Руслана, полмиллиона за убитого сына Алана и полмиллиона за сына Аслана, тоже убитого. По местным меркам, это астрономическая сумма.

Но Бетрозова хочет не денег, она хочет справедливости. "Деньги меня не интересуют. Когда мои дети были живы, они ничего не просили, - говорит она. - Как можно мерить человеческие жизни деньгами? Их ничто не вернет".

Спустя почти пять месяцев после того, как ее близкие погибли во время захвата школы в Беслане, Бетрозова оказалась в числе политизированных и радикально настроенных матерей. До 3 сентября 2004 года она была простой домохозяйкой, аполитичной женщиной, с почтением относящейся к мужу и делящей время между кухней и детьми.

Но после того, как она потеряла свою семью, она стала видным членом Комитета матерей жертв, организации, которая возникла примерно через неделю после бойни. Изначально организация задумывалась как группа взаимопомощи, где люди могут поговорить об общей трагедии и найти утешение друг у друга. Но неожиданно она превратилась в политическую силу, которой боятся власти бедного региона на юге России.

Женщины, раньше не думавшие о политике, считавшиеся жертвами, которых надо жалеть и которым надо платить, неожиданно оказались главным врагом властей.

Их немного, по разным оценкам от 20 до 34, но члены комитета, похоже, способны при необходимости собрать сотни других недовольных горожан. Недавно им удалось сделать так, чтобы жизнь в Беслане замерла на три дня, блокировав магистраль, ведущую в соседний Азербайджан. В блокаде принимали участие матери, учителя и сочувствующие жители Беслана, в кульминационный момент число участников акции протеста достигало 500.

У матерей было одно требование: отставка Александра Дзасохова, поддерживаемого Кремлем президента Северной Осетии, где находится Беслан, человека, при котором произошел захват школы.

Однажды утром Дзасохов приехал к участникам блокады и попросил матерей разойтись по домам. Бетрозова подошла к нему в надежде услышать хотя бы извинения.

Извинения за то, что его правительство позволило вооруженным чеченцам посредством подкупа проникнуть в республику и взять в заложники более 1,1 тыс. человек. Извинения за то, что представители Дзасохова лгали всему миру по поводу того, что происходит, а сам он не проявлял никакой заинтересованности в переговорах. Извинения за то, что он и его чиновники мало что сделали для предотвращения кровавой бойни, унесшей жизни 330 человек, в том числе 186 детей. Извинения за то, что жители Беслана до сих пор не знают правды о случившемся.

Бетрозова считала, что имеет основания ждать извинений. Она потеряла всю семью и вышла на холод, чтобы привлечь внимание Дзасохова. "Я подошла к нему и сказала: "Мы верили вам, а вы бросили нас в беде. Я потеряла всю семью. Как мне жить дальше?" Он посмотрел на меня и сказал: "Я могу вам только посочувствовать".

Хотя Дзасохов называл участников акции протеста "кучкой матерей", вскоре он начал грозить разогнать демонстрантов с применением силы. "Он сказал, чтобы мы не блокировали дорогу, потому что это незаконно. Мы ответили, что убивать наших детей тоже было незаконно", - заявила Бетрозова.

Толпа разошлась после телефонного звонка Дмитрия Козака, представителя президента Владимира Путина в регионе. Козак пообещал встретиться с демонстрантами, но встреча до сих пор не состоялась, и женщины думают о новой акции.

Они не могут понять, почему после пяти месяцев требований отставки Дзасохов продолжает цепляться за власть.

Срок его пребывания у власти истекает через год, и он явно надеется, что Путин возобновит его мандат. Говорят, что он меньше всего хочет попасть в опалу. Но его представления о локализации ущерба выглядят странновато. Вместо того чтобы уйти самому, он уволил все правительство, но перестановки носили поверхностный характер.

Льва Дзугаева, пресс-секретаря, говорившего СМИ всего мира, что в заложники взято 354 человека (на самом их было более 1,1 тыс.), с которыми обращаются хорошо (на самом деле им не давали ни есть, ни пить, и им приходилось пить собственную мочу), по какой-то причине сделали министром культуры и массовой информации.

Для 42-летней Бетрозовой цена халатности Дзасохова оказалась высокой. Первой жертвой захвата стал ее муж, 44-летний Руслан. Его убили в первый же час на глазах у двух сыновей и сотен других детей в спортзале, демонстрируя силу с целью запугивания заложников. Его тело оттащили в угол, где оно пролежало несколько часов.

Ее 17-летний сын Алан в начале осады убежал из спортзала, но вернулся за 15-летним братом Асланом. Снайпер убил Алана одним выстрелом. Аслан к тому моменту был мертв: его разорвало миной, установленной террористами в спортзале.

Бетрозова не хотела забирать тело Аслана из морга. "У него не было одной руки. Не было половины другой руки. Я не хотела верить, что это Аслан".

Теперь Бетрозова не любит находиться дома и проводит время в Комитете матерей жертв. Она говорит, что не притрагивается к полученным деньгам, а интервью Independent она давала, старательно переписывая в тетрадку имена детей, которым предстоит получить новые велосипеды.

Она не похожа на человека, представляющего угрозу для правительства республики, но так оно и есть. "Я считаю, что тот, кто не обеспечил безопасность наших детей, не имеет права быть президентом. Нам было бы легче, если бы он признал свою вину и ушел в отставку. Он и теперь не говорит, что виноват, хотя он несет ответственность за смерть наших детей. Его руки - в их крови".

Дзасохов явно напуган. Офицеры ФСБ следят за собраниями комитета матерей, подслушивают разговоры его членов, передают информацию об их планах. На вопрос Independent, почему спецслужбы считают нужным следить за матерями, источник в ФСБ ответил: "Мы находимся здесь, чтобы поддерживать порядок, чтобы никто никого больше не убил".

У Марины Пак, потерявшей 12-летнюю дочь Свету, есть более правдоподобное объяснение: "Они нас боятся".

По словам матерей, после того как они стали радикальными, на них оказывают давление. Против них выступают местные СМИ, власти пытаются объявить их психически неуравновешенными, некоторых из них шантажировали, кое-кому испортили репутацию. Чиновники утверждают, что матерям заплатили за блокаду трассы.

Грамматическая ошибка в одном из лозунгов привела их противников в восторг, и сейчас комитет на грани раскола между теми, кто выступает за радикальные действия, и теми, кто готов к компромиссам. "Власти пытаются расколоть нас изнутри", - говорит Пак.

В центре находится оппозиционный политик и местный депутат Виссарион Асеев, который понял, насколько сильным стал комитет, и в настоящее время является одним из главных организаторов.

Некоторые местные жители считают, что он использует матерей, но 39-летняя Пак говорит, что ею никто не манипулирует. По ее словам, она, как и Бетрозова, никогда раньше не интересовалась политикой. Она говорит о властях с нескрываемым презрением, но смягчается, когда речь заходит о Свете и ее подругах.

Света и две ее 12-летние подруги, Эмма Хаева и Аза Гумецова, погибли, когда снаряд из гранатомета попал в стену спортзала, у которой они сидели.

3 сентября Пак сказали, что Света жива и находится в местной больнице. Через 24 дня анализы ДНК показали, что ей тоже солгали.

Она говорит, что не успокоится, пока Дзасохов не уйдет. "Все, что они могут, это прослушивать телефоны. У нас за спиной погибшие дети, и мы добьемся разрушения власти. Дзасохов знает, что проиграл".

В центре Беслана, на огромном участке, обнесенном железным забором и охраняемом автоматчиками, строится новая школа. На другом конце города - видимо, на деньги Москвы - строится еще одна.

Старая школа, больше напоминающая зону военных действий, остается на прежнем месте. В ее темных, забрызганных кровью коридорах можно не встретить ни одной живой души.

Но война за репутацию Дзасохова идет и здесь. Надписи на стенах, призывающие к его отставке, были замазаны черной краской или просто исчезли. Похоже, признать свою вину труднее всего.