Нет худа без добра, пишет Мэтью Кан на страницах The Christian Science Monitor.

Когда общественность требует действий по ликвидации последствий катастроф, государство, как минимум, создает новые места, так как кто-то должен координировать усилия по переустройству.

Пересматриваем ли мы наши представления, когда происходят бедствия, сопоставимые по масштабности с московской жарой 2010 года, или ураганом "Катрина" 2005 года, или землетрясением в Японии 2011 года?

"Мы может работать только с прецедентами, а здесь прецедентов не было, - заявил Цунео Футами, бывший ядерный инженер Tokyo Electric, который был директором "Фукусимы-1" в конце 1990-х. - Когда я возглавлял АЭС, мне в голову не приходила мысль о цунами".

Между тем недооценка угрозы цунами на "Фукусиме" напоминает о другом землетрясении - которое в июле 2007 года ударило по "Касивадзаки", атомной электростанции Tokyo Electric на западном побережье Японии. В тот раз обошлось без цунами, но сила подземных толчков под "Касивадзаки" в два раза превысила максимально допустимый показатель, предусмотренный проектом предприятия. После этого АЭС была модернизирована.

"После "Касивадзаки" у них были годы над подготовку, но на "Фукусиме" произошло то же самое", - посетовал Питер Янев, специалист по оценке сейсмических рисков из Калифорнии.

Итак, как регулирующие органы меняют свои оценки риска после катастрофы? Процесс адаптации предполагает инвестиции как правительства, так и частного сектора. Захотят ли люди жить вблизи таких АЭС? Из каких материалов они будут строить свои дома?

"Что касается адаптации к изменению климата, то здесь ключевым вопросом является субъективная оценка рисков. Толкают ли крупные катастрофы людей к изменению своего образа жизни, чтобы защититься от следующего несчастья? Я уверен, что московская жара 2010 года стимулирует продажи кондиционеров, и следующим летом жаркая погода принесет меньше страданий. Придерживаются ли такого оптимизма другие? Или мы обречены на повторение одних и тех же ошибок, потому что не учимся?" - пишет автор.